В огромной степени он дитя 90-х. В том-то и дело, что он не их отец, а дитя, потому он и может быть символом эпохи. Березовский был отвязный, лихой.

А: Правил нет, поэтому отвязные и выигрывают.

К: Дело даже не в том, что выигрывают, – дело в том, что их видно. Они могут и проиграть, проигрывали тоже отвязные. Символу важно, чтобы его было видно.

А: Главное, что меня всегда в нем ужасно раздражало и сейчас раздражает, – это безответственность. Абсолютная безответственность, недодумывание до конца, поверхностность.

К: Это обратная сторона смелости. Если помнить о том, за какое количество людей ты отвечаешь, ты не поскачешь вперед с шашкой наголо.

А: Вас это не раздражало?

К: Нет. Я считаю, что такие люди должны быть. Я считаю, что общество – это сложное командное взаимодействие, при котором такие люди должны получать правильные роли, а не стремиться захватывать не свои. Но они будут стремиться захватывать все, поэтому направить их на правильные роли – это дело общества. Березовского можно было использовать в мирных целях. И он бы офигел от этих мирных целей точно так же, как от любых других.

А: Это трудно.

К: Но, безусловно, можно. Получилось бы во многом гораздо лучше, чем у тех, кого мы используем сегодня.

Ю: Борис, конечно же, дитя этого времени. Наверное, самый яркий человек из того времени. Хотя роль, которую он сам, наверное, хотел себе приписать и которая ему сейчас приписывается, не имеет отношения к реальности.

Мне кажется, у него вообще не существовало комплекса страха. Помнишь, как он машину водил? Ты можешь так быстро ехать только в том случае, если хорошо водишь машину. Но он при этом плохо водил.

А: Это тоже характеристика времени: летели сломя голову.

Ю: Да-да! При этом страх отсутствовал. Он фонтанировал совершенно фантастическими идеями, половину из которых можно было выбрасывать, а половина неожиданно выстреливала. Или не выстреливала.

Интересно, что при всей его яркости и огромном желании быть внутри процесса его роль не имела никакого отношения к реальному созданию а) экономики и б) политики 1990-х годов. Да, Березовский блестяще придумал какие-то эпизодики. Один из его смешных проектов – выборы в Красноярске 1998 года. Абсолютно все государственные легальные ресурсы, которые можно было там запустить, – федеральное телевидение, местное телевидение, Пугачева Алла Борисовна – поддерживали действующего губернатора Зубова. А Боря решил реанимировать Лебедя. Я был главой администрации, я послал наших лучших технологов, чтобы помогать этому Зубову. Мы с треском проиграли, а он с блеском выиграл. Я говорю: “Борь, ты понимаешь, что ты сегодня против власти играешь? Против будущего президента России?”

А: Против тебя играл, да? И ты его простил?

Ю: Знаешь, я на самом деле его простил. Хотя Таня его не простила после случая с Федоровым. Я считал, что это вещь, которая вообще невозможна между близкими людьми, а у нас были очень близкие товарищеские отношения. Но я понял, что он просто абсолютно другой человек. Либо ты принимаешь его таким, либо можно было с ним закончить отношения уже после случая с Федоровым или с саммитом глав СНГ. Я понимал, что он такой, но рвать с ним отношения мне было абсолютно неинтересно и не хотелось. И я думаю, что если бы я чаще бывал в Лондоне, то, может быть, и встречался бы с ним, потому что мы с ним не порвали отношения.

А: Во многом Борис задавал стиль жизни. Например, то, что он всюду совершенно беззастенчиво появлялся с девушкой. Эта беззастенчивость тоже была очень типичной. Я не знаю никого, кто жаловался бы на то, что он постоянно, даже в протокольные поездки, таскает с собой девушек, будучи женат. Тебе на это не жаловались?

Ю: Знаешь, он же ни в какие официальные делегации не входил. Я думаю, что это были какие-то неправительственные тусовки. Я думаю, что он считал: сейчас я вам расскажу, какая может быть мода, какая может быть жизнь.

А: А вы смотрите и завидуйте.

Ю: Притом и с женами у него там сложно все.

А: У него вообще все оказалось сложно. Не знаю, как ты, а я не мог представить, что Борис может покончить с собой. Потому что в моем представлении он был человеком чрезвычайно счастливым.

Владимир Владимирович, по-моему, тебе тоже давал читать письмо, которое Березовский написал?

Ю: Угу. Ты правильно сказал, что абсолютно невозможно было представить, что возможен такой конец, – из каких только ситуаций он не выкручивался и не выбирался… Ну кто угодно, только не он… А про письмо… когда читал, просто с каждой строчкой мне становилось страшнее и страшнее. Еще когда Борис только его прислал, еще до Путина не дошло. То есть он жив был. И было понятно, что это абсолютно сломленный человек. Березовский не мог никогда в жизни такое письмо написать. И когда случилось это самоубийство, оно настолько вместе сложилось с письмом…

В: Ты меня немножко напугал, когда изначально сказал, что это эпоха Березовского. Я так не воспринимаю, конечно.

Притом что я к нему относился с симпатией, и мы общались, и он погиб как-то ужасно, а гибель любого человека – драма. И несмотря на то, что наши пути давно радикально разошлись, у меня какие-то теплые чувства все равно остались. Но мне кажется, при всем при этом он не какая-то фигура, которая будет олицетворять эпоху. То есть он не Алла Пугачева. Помнишь, как в анекдоте говорилось, что Брежнев – мелкий политический деятель эпохи Аллы Пугачевой, так вот: Березовский – не Алла Пугачева. Конечно, 90-е годы – это эпоха Ельцина, и оно так и останется.

Что Березовский такого сделал? Может быть, если бы он был человеком более кропотливым, более тщательным, он чего-то и достиг бы – но тогда он был бы другим. Не знаю.

Г: Боря умел начать с чистого листа то, чего он вообще не знал, не умел и в чем он вообще ничего не понимал. Наша страна оказалась ровно в такой же ситуации, когда все надо было начинать с чистого листа. А у него было такое качество.

Д: Он умел одну вещь, о которой я еще не говорил, – умел обслуживать людей, которые были номер один, умел угадывать их пороки. Я помню очень серьезный разговор, который у нас состоялся. Березовский говорил: “Ты понимаешь, главное для них – стабильность”. Я говорю: “Быть у власти по 30 лет – это шкурный вопрос”. Он начинает: “Я сейчас был у Сапармурата Ниязова, я был у Назарбаева, главное – стабильность. И главное – им доказать, что это правильно, а не шкурно”. Номер один в каждой стране слышал от Березовского то, что хотел услышать. В том числе вещи вполне порочные. И Березовский помогал им подвести под это интеллектуальную базу.