По-видимому, меч задел важную артерию, так как кровь брызнула фонтаном, и пантера, упала, завалившись на бок, и судорожно дергая лапами.

Зрители восторженно взревели.

Звери, возможно, легко справились бы со своими врагами, действуй они согласованно. Но, каждое из животных спасало свою собственную жизнь.

Очень быстро погибли еще две из трех оставшихся пантер.

Четвертый зверь – широкогрудый самец с мощными лапами, неожиданно сбил с ног одного из своих противников и, бросившись на другого, молниеносным движением пяти страшных когтей, почти оторвал ему руку от самого плеча.

Дикий крик несчастного прорезал воздух.

В следующее мгновение боец, успевший подняться на ноги, сзади, почти до половины клинка погрузил меч в шею разъяренного животного.

Схватка закончилась.

Раненого, потерявшего сознание человека, унесли. Уцелевший боец торжествующе воздел руки кверху и удалился. Зрители приветствовали победителя криками.

Конфектор{172} несколькими короткими ударами меча добил еще шевелившихся в лужах собственной крови животных

Лица ханьцев оставались бесстрастными. Ли наклонился к Фэю и что-то произнес.

- Что ты сказал? – Спросил тот, не расслышав слов из-за неумолкающего рева толпы.

Ли приблизил губы к самому уху Фэя и, четко разделяя слова, спросил:

- Во имя чего это делается? Это – жертвы богам, или исполнение обета? Или так они отмечают свои праздники?

- Не знаю. – Ответил Фэй. – Давай смотреть дальше.

Убитых пантер за хвосты уволокли с арены несколько рабов. Другие рабы песком засыпали дымящиеся лужи крови.

- А сейчас…. – торжественно провозгласил глашатай. – Сейчас несравненные бойцы просят вас разделить с ними уверенность в своей победе. Первая пара идущих на смерть приветствует вас!

А-а-а-а-а-аэ-э-э-э-! – Протяжно отозвалась толпа.

На арену шагнули самнит и фракиец{173}.

Вооружение самнита составлял большой щит, размерами в его рост. Короткий, прямой меч, поножь на левой ноге и наголенник на правой, фартук с поясом, закрывающий лицо шлем с широкими полями и большим гребнем, украшенный султаном, дополняли возможности его защиты.

Фракиец, тоже в шлеме с прорезями и с наручью на правой руке, был вооружен серповидным мечом и маленьким круглым щитом.

Глухой удар барабана послужил сигналом к началу боя.

Два человека принялись осторожно кружить друг подле друга, присматриваясь и делая ложные выпады оружием.

Зрители подбадривали их громкими криками.

Самнит напал первым.

Фракиец уверенно встретил удар меча своим круглым щитом и, извернувшись, легко зацепил серпом левую ногу самнита. Показалась кровь.

Римляне одобрительно загудели.

Кружение и ложные выпады в поисках уязвимых мест противника продолжились.

Наблюдая схватку, Ли и Фэй, сами искушенные бойцы, не находили в ней для себя ничего нового.

Технику бойцов составляли несколько простых, но весьма отточенных долгими тренировками приемов. Скорость их исполнения, на взгляд ханьцев, оставляла желать лучшего.

- Смотри: они плохо владеют телом, и совсем не умеют направлять «ци»! - Заметил Фэй.

Ли молча кивнул головой.

Наблюдая за схваткой, они полностью перестали обращать внимание на римлян, которые выкрикивали советы бойцам и всячески старались поддержать своего.

Бой между тем становился все ожесточеннее.

Гладиаторы уже успели нанести друг другу несколько серьезных ранений но, невзирая на них и обильно текущую кровь, отчаянно пытались переломить схватку, каждый в свою пользу.

- Отвлекись от них. – Тихо сказал Фэй. – И посмотри на зрителей.

- Что? – Не понял Ли.

- Взгляни на римлян. – Повторил Фэй.

Ли обвел взглядом слившиеся воедино лица беснующейся толпы, и сразу все понял.

Травля зверей, и ожесточенная схватка гладиаторов разбудила в глубинах человеческих душ самые низменные чувства. Глаза, горящие жаждой крови, сладострастно раздутые ноздри, нервное ожидание зрелища чужих страданий, свист и дикие возгласы, все здесь свилось в один адский водоворот торжествующего зла.

Приветливый римлянин, стоящий слева от Ли, что-то исступленно кричал, вытаращив обезумевшие глаза.

Крови! Крови!! Крови!!! – Вопила каждая клеточка его искаженного лица.

Творящееся на арене действо свершалось во имя этих диких, противных человеческому естеству чувств.

В своей стране ханьцам доводилось быть свидетелями немалого количества жестоких зрелищ и казней. Многие преступления карались мучительными наказаниями. Но, они всегда были следствием войны, либо, сообразно своему времени, воплощенным в них понятиям справедливости и правопорядка.

Никому из путешественников и в голову не приходила мысль о возможности сознательного и узаконенного пробуждения самых омерзительных тварей, дремлющих в тайниках человеческой души.

Справедливости ради следует сказать, что история Древнего Китая так же знала примеры проявления садистских наклонностей у отдельных личностей, но они никогда не произрастали дурным сорняком в общественном сознании подобно тому, как это произошло в Древнем Риме.

Продвинутые души в италийском государстве всегда протестовали против зла, пустившего на их земле пышные корни.

«Человека – предмет для другого человека священный – убивают ради потехи и забавы; тот, кого преступно было учить получать и наносить раны, выводится на арену голый и безоружный: чтобы развлечь зрителей. С него требуется только умереть». – Писал римский философ и драматург Сенека Младший, видевший в кровавых гладиаторских играх дикое извращение нравов.

Зашедший как-то в амфитеатр Сенека, в полуденное время, в перерыве между представлениями, был потрясен тем, что для утоления жажды крови редких, оставшихся на скамьях зрителей, на арену выпускали неподготовленных и, практически, беззащитных людей для обоюдного убийства:

«Случайно попал я на полуденное представление, надеясь отдохнуть в ожидании игр и острот – того, на чем взгляд человека успокаивается после вида человеческой крови. Какое там! Все прежнее было не боем, а сплошным милосердием, зато теперь – шутки в сторону – пошла настоящая резня! Прикрываться нечем, все тело поставлено под удар, ни разу ничья рука не поднялась понапрасну. И большинство предпочитает это самым любимым парам и бойцам! А почему бы и нет? Ведь нет ни шлема, ни щита, чтобы отразить меч! Зачем доспехи! Зачем приемы! Все это лишь оттягивает миг смерти. Утром люди отданы на растерзание львам и медведям, в полдень – зрителям. Это они велят убившим идти под удар тех, кто их убьет, а победителей щадят лишь для новой бойни. Для сражающихся нет иного выхода, кроме смерти. В дело пускают огонь и железо, и так, покуда не опустеет арена. – «Но он занимался разбоем, убил человека!». – «Кто убил, сам заслужил того же. Но, ты, несчастный, за какую вину должен смотреть на это? – «Режь, бей, жги! Почему он так робко бежит на клинок? Почему так несмело убивает? Почему так неохотно умирает?». Бичи гонят их на меч, чтобы грудью, голой грудью встречали противники удар. В представлении перерыв? Так пусть тем временем убивают людей, лишь бы что-нибудь происходило! Как вы не понимаете, что дурные примеры оборачиваются против тех, кто их подает!».