С утра у Алексея болела рука, хотя это было вполне объяснимо: Наталья спала на его руке оставшуюся часть ночи. Он не решился ее потревожить, с трудом, показывая чудеса изобретательности, разложил диван и прилег рядом. Так они и проснулись. А рука теперь болела – затекла.

Около подъезда слонялась Машка. Через минуту после них приехал Иван без охраны, сам за рулем. Из подъезда вышел Андрей – охранник. Как же его фамилия?

– С приездом, Наталья Сергеевна, – сказал он и протянул руку к ее чемодану, – в отпуске были?

– Да, Андрюша, в отпуске. – Хорошо отдохнули?

– Хорошо, в отпуске всегда хорошо.

Около Натальи образовалась кучка народу: Маша лезла с объятиями, Иван протягивал роскошный букет роз, Андрей пытался отнять у Алексея чемодан.

Алексей, как только вышел из машины, сразу напрягся. Что-то было не так. Какое-то постороннее движение было во дворе, когда они подъехали. Что-то он заметил краем глаза, но его отвлекла Наталья, которая увидела свою подругу и замахала руками. Он вертел головой и ничего особенного не видел. Но что-то было! Он расстегнул кобуру под пиджаком и достал пистолет.

– А ну-ка все в подъезд.

– Ты что, Алексей? – спросила Наталья. – Все в подъезд, я сказал!

И тут время остановилось. Из подъезда выбежала черная фигура, кто это, Алексей не разглядел. Он видел только черное дуло пистолета, направленного на Наталью, и медленно отделившуюся от него пулю. Прошла целая вечность за то время, пока пуля преодолевала короткое расстояние от подъезда до Натальи. Алексей метнулся к ней, повалил ее на землю и стал стрелять по черной фигуре. Раздалось еще несколько выстрелов в его сторону, обожгло правую половину груди, стало нечем дышать, но он продолжал стрелять. Фигура неловко подломилась, взмахнула руками и упала на асфальт. Алексей крикнул Андрею: «Скройтесь за машиной!», а сам осторожно, держа пистолет перед собой, двинулся к неподвижно лежащему человеку. Он почти подошел к нему, но вдруг все поплыло у него перед глазами. Последнее, что он увидел, это полные слез глаза Натальи. А потом он провалился в черноту.

Он очнулся и не понял, что это. Кажется, был день, потому что прямо над ним сверкало странное солнце, составленное из нескольких маленьких солнышек. Правая рука и вся правая половина туловища была как будто вне его – он ее не чувствовал. На стуле перед кроватью, на которой он лежал (что это кровать, он догадался сразу), сидела какая-то женщина и внимательно наблюдала за показаниями приборов. Он был весь опутан проводами. Хотелось пить, но он не знал, как об этом сказать. И вообще, он не мог двинуться, потому что его руки были привязаны к кровати. Тогда он замычал. Женщина коротко взглянула на него и тихонько позвала:

– Доктор!

Подошел мужчина средних лет в маске, закрывающей почти все лицо, и сказал:

– Очнулся, это хорошо. Ну что, все теперь позади. Женщина, волнуясь, тыкала в кнопки телефона и что-то говорила, но он ее не понимал. Вообще, кто это? И почему он здесь? Что случилось?

– Алексей, ты меня слышишь? – громко спросил доктор.

– Слышу, – хотел ответить Алексей, но только промычал.

– Слышишь, – удовлетворенно подтвердил врач, – молодец. Сейчас тебе сделают обезболивающий укол, ты поспишь. В это время сделают перевязку и уберут фиксаторы, руки освободятся, сможешь двигаться. Вставать и садиться пока нельзя, но скоро будет можно. Ты понял?

Алексей кивнул.

– Маша, ты еще побудешь? – спросил доктор у женщины, которая без перерыва говорила по телефону.

– Побуду, конечно, Федор Иванович, – ответила Маша, – а Наташка часа через два придет. Полину пристроит и придет.

– Ну вот и ладно, – сказал удовлетворенно Федор Иванович и отошел от Алексея.

– Алеша, как дела у вас? – спросила Маша.

Он опять замычал, пытаясь сказать, что хорошо. Она накрыла его губы ладонью и попросила:

– Вы молчите, надо силы беречь. Скоро Наташа придет, посидит с вами до утра. Завтра я ее сменю или Саша приедет. Мы вас тут одного не оставляем.

Он смотрел на нее и не узнавал. Никак не мог вспомнить, кто это. Что-то знакомое было в ее облике и в ее словах, но в его голове было пусто, и солнце страшно мешало, хоть бы вечер скорее наступил, что ли. Видимо, это больница. Или он спит? Наверное, спит. Надо сделать усилие над собой и проснуться. Он попытался пошевелиться, и резкая боль пронзила все его тело. Он застонал.

– Сестра, анальгетик, – услышал он голос этой женщины рядом, и снова провалился в черноту.

Наталья залетела в палату и на цыпочках подошла к кровати Алексея. Машка предостерегающе поднесла указательный палец к губам.

– Тише, – сказала она, – он спит после обезболивающего.

– Давно кололи? – спросила Наталья.

Машка посмотрела на экран своего мобильного телефона, пролистала несколько страничек и заявила:

– Два часа тридцать три минуты тому назад. – А что кололи?

– Наркотик, по-моему, такую суету только после наркотиков разводят.

– Что Федор говорит?

– Обрадовался, что он глаза открыл. – В сознании был? – Мне кажется, да.

– Крови много потерял, это же надо было пуле так пройти – двойной рикошет.

– А мне Федор Иванович сказал, что при огнестрельных ранениях груди это – обычное дело.

– Хорошо, что так обошлось, я испугалась, что он прямо там и умрет.

– Тебя собой заслонил, подруга.

Машка зашла за ширмочку, взяла сумку, пакет с термосом, чмокнула Наталью в щеку и со словами: «Пока, завтра после обеда сменю», – вышла из палаты.

Наталья огляделась, повесила сумочку на крючок за ширмой, открыла там же стоящий холодильник и разложила продукты, которые принесла с собой. В термосе был куриный бульон, в контейнере – жидкое картофельное пюре. Было еще несколько баночек с детским питанием.

К кровати подошла дежурная медсестра в голубом, ладно сидящем форменном костюме, и стала измерять артериальное давление. Наталья вышла из-за ширмы и поздоровалась.

– Здравствуйте, – неприветливо ответила медсестра, сняла манжету с плеча Алексея и стала записывать показания в лист назначений.

Наталья подошла и попыталась заглянуть через ее плечо.

– Как сегодня показатели? – спросила она.

Медсестра заслонила листок и, ничего не ответив, подошла к другому больному. Да, хамства в медицине хватает. Знает ведь, что я врач, а хамит. Понимает, что я здесь на нелегальном положении – родственников в реанимацию не пускают. Настроение было испорчено. Когда Машка позвонила с известием, что Алексей пришел в себя, Наталья обрадовалась и ехала к нему в реанимацию с надеждой на то, что он в сознании, что узнает ее и что они поговорят. Не поговорили. Обезболивание – важнейшая часть послеоперационного ухода за больными. А у Алексея было тяжелейшее ранение. Операция длилась несколько часов, все это время Наталья с братьями и Иван сидели перед операционной и ждали. Наталье было страшно, что он умрет, и она мысленно читала заклинание: «Только пусть он останется жив, я выйду за него замуж и не буду думать ни о каком Иване. Только пусть он останется жив…» и далее по кругу. Анатолий несколько раз выходил, звонил кому-то, просил достать настоящие лекарства, а не дженерики – в общем, действовал. А она сидела и мысленно твердила: «Только пусть он останется жив». Она вышла из палаты, постучала в дверь ординаторской.