Отчаяние военных передавалось гражданскому населению. Пожилая жительница Гамбурга Матильда Вольф-Монкебург 25 июня 1944 г. писала: «Больше никто не смеется, исчезли беспечные и радостные люди… Мы ждем финала»75. Несколькими неделями позже она добавила: «Целыми днями у нас нет воды; нас окружают расколотые, побитые и поношенные вещи; о путешествиях нечего даже и думать; покупать нечего; остается жить подобно растению. Жизнь лишилась бы всякого смысла, если бы не книги и не люди, которых любишь и о судьбе которых беспокоишься днем и ночью»76.

Немецкое военное руководство, открещивавшееся впоследствии от ответственности за нацистские преступления, заслужило презрение потомков, потворствуя управлявшим Германией убийцам. Чтобы на последнем этапе войны организовать восстание во имя сохранения народа, нужно было иметь нравственное мужество, которым обладали очень немногие немецкие офицеры. Они помнили то побоище, которое устроили в России, и не ждали пощады от солдат Сталина; страх перед близящимся советским отмщением послужил главной мотивацией для миллионов немецких солдат. Этим извращенным и фальшивым оправданием объясняют покорность немецких генералов Гитлеру. Но подобные доводы не выдерживают критики, ведь сопротивление могло разве что отсрочить неизбежное возмездие. Однако даже умные офицеры тешили себя надеждой, что западные союзники используют их в борьбе с русскими. Кадровый офицер капитан Рольф-Гельмут Шрёдер верил, что американцы, победив Германию, повернут оружие против Советского Союза: «Мы считали невероятным, чтобы американцы позволили русским захватить Германию»77.

Колесо войны продолжало катиться, бессмысленно круша все на своем пути. В последние месяцы войны некоторые немецкие солдаты с нескрываемой радостью сдавались в плен, но другие продолжали упорно сражаться. Немцы проявляли гораздо большее самопожертвование, чем французы в 1940 г., да и большинство британских войск, попадавших в похожие ситуации. Стойкость солдат вермахта в определенной степени объяснялось страхом перед наказанием – дезертиров, которые в последние месяцы войны исчислялись тысячами, объявляли предателями и безжалостно расстреливали. С 1914 по 1918 г. в армии кайзера было вынесено 150 смертных приговоров, и лишь 48 из них приведено в исполнение. А с 1939 по 1945 г. официально зарегистрировано более 15 000 казней по приговору военного суда, реальное же их количество было значительно больше. Но кроме страха наказания играли важную роль и реалии войны: враг на соседней улице или на соседнем поле. Даже в предсмертной агонии Третий рейх мог заставить многих немцев проявить чудеса бессмысленного упорства.

* * *

За месяц битвы в Нормандии англо-американские войска надежно закрепились на плацдарме 30 км глубиной. Плохая погода мешала наносить удары с воздуха и десантировать подкрепления. Малейшее продвижение вперед требовало огромных усилий, а уровень потерь весьма беспокоил союзников, в особенности британцев. Когда в ходе операции Epsom в конце июня не удалось окружить Кан – город, который предполагалось захватить еще в День «Д», – Монтгомери вызвал на подмогу тяжелую бомбардировочную авиацию: «ланкастеры» к вечеру 7 июля нанесли по Кану серьезные удары, и это позволило британским и канадским подразделениям захватить северные руины города. 18 июля союзники начали операцию Goodwood по захвату Фалеза, в ней участвовали огромные бронетанковые силы. К исходу второго дня операции Монтгомери остановил наступление, потеряв 4000 человек и 500 танков – треть всей британской бронетехники в Нормандии. Новые «шерманы» появились достаточно быстро, но союзники получили хороший урок. «Нервы у нас были на пределе, – пишет командир танка Джон Кроппер о настроениях своего экипажа к концу июля. – Ричи и Кит затеяли ссору (по-моему, из-за музыки). Через считаные секунды они буквально орали друг на друга. Мне пришлось резко их одернуть, чтобы это прекратилось… Потом они очень долго молча дулись друг на друга»78.

Тем временем на правом фланге союзников Первая армия генерала Омара Брэдли с трудом продиралась сквозь бокаж, где немцы, в придачу к пересеченному рельефу, еще и затопили низины. Американцы потеряли 40 000 человек за две недели, пока не пробились на сухую землю у Сен-Ло, где уже можно было развернуть большое танковое наступление. Операция Cobra началась с массированных бомбардировок, разбивших подходившую к фронту немецкую Танковую учебную дивизию. 25 июля американцы, наступая на Кутанс, встретили лишь слабое сопротивление: немецкие войска в Нормандии были разбиты. Армия Брэдли вскоре повернула на юг, преследуя отступающих немцев. 30 июля пал Авранш, а захват неповрежденного моста у Понтобо открыл путь на запад в Бретань, на юг к Луаре, на восток к Сене и в так называемый Парижско-Орлеанский проход. Паттон, командовавшей недавно сформированной американской Первой армией, направил корпус в прорыв на юго-восток, к Майенну и Ле Ману, куда американцы дошли за неделю, преодолев 120 км.

Немецкому командованию стало ясно, что, хотя оборона в целом держится, уже пора думать о стратегическом отступлении. Но Гитлер настоял на новой контратаке (союзники узнали о ней благодаря дешифратору Ultra). 7 августа, еще до рассвета, преемник Роммеля фон Клюге начал массированное контрнаступление, намереваясь вбить клин между Первой и Третьей американскими армиями. За ночь танкисты отбили Мортен и продвинулись на 10 км. С рассветом, однако, их постигла катастрофа. Истребители-бомбардировщики союзников быстро уничтожили 40 из 70 наступавших танков. Четыре следующих дня немцы пытались продолжить наступление, но американская пехота при мощной артиллерийской поддержке удержала свои позиции.

Наступление Монтгомери развивалось медленно. Вечером 7 августа Вторая канадская армия Крерара пошла в наступление южнее Кана. За ночь канадские танки продвинулись вперед, но вскоре после рассвета наступление захлебнулось. Канадские и польские танковые части имели численное преимущество, но им недоставало опыта; кроме того, они попали под удар собственной авиации, уничтожившей несколько передовых подразделений, и наступление вновь застопорилось. Не принося результата, бои на дороге в Фалез продолжались до 10 августа. Частям Монтгомери противостояла основная масса оставшейся у немцев бронетехники, и все же их, конечно, раздражало, что они продвигаются так медленно, в то время как к западу от них американцы начали стремительное наступление.

Войска Паттона двигались так быстро, что Брэдли решил попытаться отрезать 21 немецкую дивизию – вернее, то, что от них осталось. Если бы Третья армия повернула на север к Алансону, а канадцы взяли Фалез, то их бы разделяло всего лишь 22 км. Монтгомери одобрил этот план. Один из корпусов Паттона, встречая незначительное сопротивление, двинулся на Алансон, прошел сквозь город и к вечеру 12 августа вышел к окраинам Аржантана. Здесь Брэдли принял одно из самых спорных решений этой кампании: прекратил наступление. Как он впоследствии утверждал, он опасался, что ночью его части могут по ошибке вступить во встречный бой с канадцами, продвигавшимися с противоположной стороны, но эта причина не выдерживает серьезной критики. Более вероятно (и возможно, более разумно), что он не решился со своими слабыми силами «встать на пути у раненого тигра» – отступающих немцев.

Канадцы продолжали вести тяжелые бои. Снова и снова они вступали в бой с яростно сражавшимися немецкими арьергардными частями, иногда отбивавшимися до последнего солдата. Происходили танковые бои необычайной силы: например, утром 8 августа танк Нортгемптонширского территориального полка Sherman Firefly с 17-фунтовой пушкой подбил три тяжелых «Тигра» и средний танк Mk IV, а часом позже другой немецкий Mk IV, скрытно двигавшийся по овражку, подбил семь танков того же полка, прежде чем уничтожили его самого. 16 августа наконец канадцы дошли до Фалеза, а двадцатью часами ранее американские и французские войска в ходе операции Anvil высадились в Южной Франции, встретив лишь слабое сопротивление. В тот день армия Паттона стремительно продвигалась на восток, встречая лишь малочисленные немецкие войска и многочисленные толпы ликующих французов – и в тот же день Гитлер дал согласие на стратегическое отступление из Нормандии.