– Ага, – сказала Фрэнси. – Мне так жаль, Динь… Но это просто как-то сорвалось с языка. Этот Раддок и вся хрень… Слушай, а похоже на песню: Раддок и вся хрень. Или на заголовок книги.

«В этом вся Фрэнси», – сказала про себя Динь. Она могла за десять секунд поменять тему любой беседы. И не потому, что хотела этого. Просто так работал ее ненормальный мозг.

– Да? Может быть. Так мы можем поговорить?

– В любом случае первой у меня география, – пожала плечами Фрэнси. – Оно мне надо? Мир разрушит какой-нибудь идиот, который запустит ядерную ракету в другого идиота… Не понимаю, почему я должна париться по этому поводу. Пошли.

Динь вовсе не собиралась говорить в доме, но Фрэнси направилась именно туда.

– А твои предки… – начала Динь.

– Ты что, думаешь, они дома? – хихикнула Фрэнси. – Сегодня двадцать третье мая. Наверняка где-то на этой планете сейчас происходит какое-то мегаважное этнокультурное что-то там… – С этими словами она засунула ключ в замок и открыла дверь.

Динь прислонила свой велосипед к одной из колонн, расположившихся по фронтону здания. Она никогда не была у Фрэнси, поэтому не знала, что дом подруги представляет собой такое серьезное строение, наверняка находящееся под защитой государства.

– А что здесь было раньше? – поинтересовалась она, входя вслед за Фрэнси в холл с высоченным потолком.

Та осмотрелась так, словно видела дом впервые.

– Понятия не имею. Ни центрального отопления. Ни двойного остекления. Штукатурка сыплется, трубы не функционируют. В жизни мне хочется только одного – переехать в дом, построенный после тысяча девятисотого года. Я свалю отсюда, как только смогу.

– Я не знала…

– Чего?

– Про дом. То есть там, где я живу… моя Ма… ты же видела. Почему никогда не рассказывала?

– Твоя Ма, по крайней мере, хоть что-то пытается сделать. А это место успело развалиться задолго до того, как моим предкам пришло в голову проверить, можно ли здесь вообще жить… Хочешь чего-нибудь? – Фрэнси провела Динь на кухню, которая хотя бы была модернизирована по стандартам послевоенного времени. – Могу приготовить тосты. У меня есть «Мармайт»[239].

Динь не была голодна. Посреди кухни стоял поцарапанный стол, окруженный стульями, и она уселась на один из них. Сама Фрэнси разместилась на крышке кухонной тумбы, вытащила из-за кучи моркови и лука на подоконнике банан, предложила его Динь, а когда та отрицательно покачала головой, очистила его для себя.

– Копы сказали, что тебя видели с Раддоком, как и меня, – начала Динь. – Почему ты никогда не рассказывала мне об этом, Фрэн?

Та откусила кусок банана и почесала голову.

– Это было всего один раз – когда он попытался развести меня, – поэтому я не придала этому значения. Да и потом, я с ним сама разобралась. Все получилось совсем не так, как с тобой.

– Это почему?

– А мне здесь нечем угрожать. – Девушка небрежно обвела рукой вокруг себя, но казалось, что она имеет в виду весь дом. – Ты что, реально думаешь, предки всполошились бы из-за того, что Фрэнси напилась? Ведь это заставило бы их конкретно отвлечься от своей «этнокультурной хрени». Так что его заходы насчет того, что он может насильно отвезти меня домой, если я его не удовлетворю, не сработали, потому что я и так здесь живу. Чесслово, Динь, я вообще не знаю, чего этот придурок надеялся от меня получить.

– И поэтому это случилось всего один раз? Когда он запихнул тебя в свою машину?

– Ну… вообще-то два раза. Но во второй раз я с ним сама встретилась. Понимаешь, в первый раз я сказала ему, что когда захочу сделать ему минет – сейчас, офицер, мне этого не хочется, – то сама его найду. «А так как у нас с вами сейчас не получится, то можете просто отвезти меня домой – все равно же собирались».

– И он отвез?

– Конечно. Я вообще-то не знаю, что он ожидал увидеть, но предки сказали типа: «Зачем вы нас разбудили, констебль, или как вас там…» А после того, как он уехал, началось: «Не пей, Фрэнси, козленочком станешь…» И на этом все закончилось. Знаешь, Динь, скажу тебе честно: иногда здорово, когда твои предки придерживаются политики максимального невмешательства. И им тоже здорово повезло, что я бросила мысли о том, чтобы обратить на себя их внимание, сразу же после того, как они забыли о моем десятом дне рождения.

Но смех Фрэнси прозвучал совсем не весело.

– Какой кошмар, – сказала Динь. – А я и не знала…

– Да мне они до фонаря. – Фрэнси спрыгнула с крышки, бросила шкурку от банана в мусор и сладко потянулась. – По-любому, первый раз он подкатился – и у него ничего не получилось, а я сказала, чтобы он дал мне свой мобильный, и если мне захочется, я ему звякну. Сначала я так и подумала: «если?», а потом однажды напилась в пластик, и мне захотелось попробовать копа, вот я ему и позвонила. Наверное, тогда меня и увидели наедине с ним.

– А ты куда ходила? То есть куда он тебя возил?

– На парковку за колледжем. А тебя?

– В полицейский участок.

– Вот дерьмо… Внутрь?

– В основном тоже на парковку, но все зависело от его настроя.

– Гребаное животное… Тебе надо заявить на него, Динь.

– Да я уже сказала лондонским копам. Просто пришлось, знаешь ли…

– Они с ним разберутся. – Фрэнси ходила по кухне, будто с шилом в одном месте. Внезапно она остановилась. – Динь, прости меня.

– Ты же не знала… То есть не знала, как все запущено.

– Конечно. Хотя я сейчас про Брутала. Я знаю, что уже извинялась, но мне кажется, что сейчас мне еще жальче и все такое…

– А-а-а… – Динь не знала, хочется ли ей сейчас говорить о Брутале, особенно после того, как то, что она о нем думала, совершенно не совпало с тем, что она от него узнала. Но Фрэнси выглядела такой возбужденной, что Динь решила заодно покончить и с Бруталом.

– Тебе не за что просить прощения. Я же никогда не говорила, что он был для меня чем-то особенным.

– Ну да, но… понимаешь, я знала, как он относится к тебе, а все-таки сделала это.

– Поверь мне, Фрэнси, я для него ничего не значу.

– Тогда ты его совсем не знаешь. Ты для него значишь абсолютно все. Ему еще во многом надо разобраться – начиная с того, откуда у него эта ненасытная страсть к женщинам. Он ведь может даже не знать об этой своей особенности – большинство таких парней, как он, не знают. Но ты – его настоящая половинка. Номер один.

– Я что, должна писать от счастья, что иду под первым номером в бесконечной очереди его подстилок?

– Боже, я же не говорила, что тебе обязательно с ним оставаться. Я говорила о том, как он себя ведет… А это не имеет никакого отношения к тому, что ты для него значишь. И вообще, если б я была на твоем месте, то давно придала бы ему ускорение, соединив свою правую ногу с его задницей. Он милый мальчик, но с какой стати тратить на него время?