Пивовар из таверны «Мокрый гусак» тоже не избег этой участи. При виде Доффи, ввалившегося вместе с Адрианом через заднюю дверь, его плутоватая рожа расплылась в улыбке, а рука потянулась к кранику огромной пивной бочки, за которой слышался гомон и голоса — дело шло к вечеру, и кабачок заполнялся посетителями. Доффи с Адрианом получили по большой кружке пенистого, терпко пахнущего пива и вышли на задний двор, где завалились в сваленное у сарая сено, которое слуга не успел прибрать, и предались блаженной неге безделья. Адриан и вправду блаженствовал: за последние месяцы это был едва ли не первый день, который он провёл в полном ничегонеделании.

— А у Косолапой Мисси во-от такие шары, — сказал Доффи и показал руками, какие. — Она меня раз мордой в них ткнула и прижала, так я чуть не задохнулся. Соловка-Мира так поёт и так на лютне выводит, что даже мужики её плачут, а потом дают ещё денег. А у Пэтти-Редиски волосы рыжие-прерыжие до самой земли, и когда она их расплетает, в мире ничего красивей нет…

На город Эфрин наползали сумерки, дрожащие, прозрачные, густо пахнущие солью. Доффи ещё трижды бегал к своему дружку-пивовару наполнять кружки, а один раз вернулся с миской горячих сальных шкварок. Пока его не было, Адриан лежал в сене, закинув руки за голову, иногда проваливаясь в дрёму, и сквозь сон ему мерещилось, что чайки, рассекающие сиреневое небо над ними, выкрикивают его имя. «Эд! — горланили они. — Эд, Эд, Эд!» Потом Доффи со знакомым уже Адриану важным видом вытащил из-за пазухи трубку и набил её табаком. Увидев, как у Адриана разгорелись глаза, гордо заявил, что все моряки курят; это была правда, потому что фарийцы, у которых табак рос, по слухам, словно сорная трава, часто расплачивались именно им, если случалась торговля между встретившимися в море кораблями. Они раскурили трубку на двоих, и ни один, к тайному разочарованию другого, не закашлялся и не показал себя наивным неумехой. Потом Доффи болтал, Адриан слушал, иногда смеялся, и ему казалось, что не было вчера и не будет завтра, и он сам уже не знает, кто он такой.

— Ладно, — сказал Доффи наконец, когда колокол на далёкой городской башне пробил полночь, а гул хмельных голосов из таверны заметно утих и поредел. — Домой пора. Мне завтра чуть свет надо на «Светлоликой» быть.

— А когда она отходит?

— Кто, «Светлоликая»? Через неделю. Только это секрет. Тс-с, — сказал Доффи и, хихикнув, прижал палец к губам, влажно поблескивавшим в темноте от только что проглоченной последней шкварки. Адриан послушно кивнул. Это была по меньшей мере восьмая страшная тайна, которую доверил ему его новый приятель. И Адриан честно собирался свято хранить их все.

Он попытался встать и тут же повалился обратно в мягкое, примятое их телами тело. Доффи захихикал и протянул ему руку. Адриан ухватился за неё, подтянулся и снова рухнул, увлекая Доффи за собой. Они повалились рядом, давясь приглушённым хохотом.

— Ты пьяный, — сказал Доффи.

— Ты тоже.

— Ещё чего! Я пить умею. А ты нет.

— Ну… вообще да, не умею, — признался Адриан.

— Ты сам до Гурстовой ночлежки не дойдёшь.

— Да чего, дойду…

— А где она, помнишь?

— Не помню… Я спрошу…

— Кого ты спросишь?

— Косолапую Мисси из Удачливого переулка, — ответил Адриан, и оба снова прыснули. Отсмеявшись, Доффи с видимым трудом встал и помог подняться Адриану.

— Ладно. Пошли.

— Куда?

— Куда-куда, у Мисси дорогу спрашивать.

До Удачливого было всего несколько минут ходу. Никто не обращал внимания на спотыкающихся и хохочущих мальчишек, бредущих по ночному городу, только раз какая-то горожанка выбранила их из окна и попыталась окатить содержимым ночного горшка, но они успели отскочить. Наконец, задыхаясь от беспрестанного смеха, оба ввалились в тёмный коридорчик дома, в дверь которого постучал Доффи. Встретила их женщина, в которой Адриан без труда признал Косолапую Мисси — не столько по походке, сколько по груди, оказавшейся именно такого размера, как расписывал Доффи.

— Ах, негодник! — воскликнула она, схватив мальчишку за ухо. — Где шлялся? Вот зарежут тебя! А это кто с тобой? Ах, бедняжечка, тощий какой. Вы ужинали? Спать, бесстыдники!

Получить обвинение в бесстыдстве от портовой шлюхи было очень забавно, и мальчишки снова прыснули разом. Мисси шлепками и подзатыльниками проводила их по коридору, впихнула в какой-то чуланчик, снова спросила, не голодны ли они и не надо ли им света, а потом ушла.

— Она тебе и вправду словно матушка, — заметил Адриан, когда они в изнеможении повалились на ворох одеял, разбросанных на полу.

— Ага. И уж всяко добрее, чем была моя, — сказал Доффи, и на этот раз почему-то ни один из них не засмеялся. Адриан подумал о собственной матери, леди Мелинде Эвентри. Интересно, вспоминает ли она его хоть иногда? Плакала ли по нему хоть вполовину так горько, как по Ричарду, Бертрану и девочкам?

Адриан вдруг понял, что ужасно устал. Он сильно опьянел, в глазах у него жгло, в горле першило. Он действительно не умел пить, ему сразу становилось дурно. В чуланчике борделя было тепло и почти уютно, тут вполне сносно пахло. Как хорошо было бы сейчас уснуть… Только бы Доффи не начал снова болтать. Адриан повернулся на бок, подтягивая колени к груди. Мальчишка рядом с ним заворочался, тоже устраиваясь. Каморка была совсем тесной, тюфяк только один, и волей-неволей они прижались друг к другу. Доффи шумно вздохнул. Потом что-то проворчал и ткнулся лбом Адриану в плечо. Через несколько мгновений он уже спал.

Адриан довольно долго лежал, слушая его дыхание. Потом осторожно высвободился и сел. Его покачивало от хмеля. Он встал на четвереньки и осторожно пополз вперёд, пока не стукнулся головой о дверь. Сев, Адриан обернулся на мальчишку. Тот не шевелился. Тогда Адриан запустил руку в карман куртки. В ладони сразу стало сколько и жирно. Сальные шкварки, которые он тайком от Доффи напихал в карманы, нагрелись и растаяли, превратившись в слизкую жирную массу. Адриан как мог вывалил её из карманов. Ноги Доффи в деревянных башмаках торчали из-под одеяла, которое он натянул на самый нос. Подошвы были прямо перед Адрианом.

Он осторожно подался вперёд и густо вымазал подошвы Доффиных башмаков толстым слоем растаявшего сала.

Закончив, Адриан долго оттирал ладони об одеяло — слишком сильно сегодня он их запачкал. Ему страшно хотелось вымыться, но сейчас он не мог себе этого позволить. Осторожно вернувшись на место, он лёг и укрылся. Доффи застонал во сне и снова ткнулся головой ему в подмышку. Так, словно Адриан и не вставал вовсе.

«Ничего не было, — подумал он. — Я ничего не делал. Да если бы и сделал, ничего не будет. Толку никакого и… я просто… ну, я только попробовал».

Он знал, что лжёт себе, но сейчас ему была так нужна эта ложь.

Его разбудило солнце. Адриан уснул лицом к окну, и первые лучи света, пощекотав ему веки, заставили их раскрыться. Где-то вдалеке кричал петух, а ещё дальше, едва слышно, били колокола.