Тут тоже есть ход. Причем идея со счетом мне нравится. Однажды подумал попробовать на 10 человеках сделать упражнение под метроном, на 10 счетов человек устраивается, на 11-й – уходит и т. д. Может быть, и это можно. Это чистый тренинг.

Все упражнения нужно делать как можно больше. Чем больше, тем лучше. Счет – один встал, другой садится. Это ощущение работы. Это механизм. 5 – один встал, другой – сел. Счет можно ограничить, но обязательно должно быть что-то определенное. Такая машина тоже вещь важная. Надо понять, что это такое, и научиться координировать эти представления, из себя вылепить.

Начнем мы сейчас с разговора об упражнении, которое я ввел, и много лет оно существует. Смысл его – переключение на разные виды человеческой деятельности. Ведь у нас в жизни и в любой сценической ситуации происходит непрерывное переключение на новый род деятельности, то есть какой-то интеллектуальный образ вдруг переходит в плоскость сугубо моторного физического поведения. И уметь осуществить эти конкретные места переключения и переводить себя иногда в очень быстрых темпах, очень важно.

На мысль эту навело то, что в акробатике называют фразой, где есть кувырок и из этого кувырка – мост. Абсолютно разные группировки. Потом есть стойка на двух или трех точках. Это опять иная группировка. И опора есть. Потом есть рыбка. И ряд таких элементов совершается подряд один за другим, но очень разумно. Вся акробатика построена на совершенно разных группировках, на работах совершенно других групп мышц, на иной координации, на иной психологии, потому что иной внутренний настрой человека, которому нужно сделать стойку и продержать себя ногами вверх, и другое дело – собраться на кувырок. Само внимание распределяется по-другому. Там это называется фразой, и поэтому и это упражнение называют фразой. Оно делается под счет.

Начинается с того, что сидящие в аудитории люди запоминали находящихся там, и уходили, а остальные менялись местами, садились в другом порядке, менялись вещами, и входящий человек должен был на счет «десять» возвратить на свои места все, что изменилось за это время. Это один вид деятельности. Это внимание, это зрительная память. Причем должны были делать очень точно и очень четко. Как только отсчитывается «десять», он бросается к столу, на котором лежит бумага и карандаш, садится и ждет моих заданий. И я ему даю, например, такое задание: назовите все пьесы Симонова, которые вы помните. Он пишет, и в это время идет счет.

Или кому-то говорят – любое четверостишие Лермонтова. Выполняет он задание или не выполняет – срок истек, он кладет карандаш и получает следующее задание.

В следующее задание мы включаем импульсивные, моторные упражнения. Скажем, по хлопку принять саму позу.

Конечно, все эти моменты и упражнения были им знакомы раньше. Но из этих знакомых упражнений составляется фраза, и она повышается, сдвигается в ритмы, ограничена во времени. Это все делается под метроном или под счет. И дело тут в том, что все эти задания знакомы, но, составленные во фразу, вдруг оказываются очень трудными. И даже какой-то пугающий момент тут возникает, потому что ученики говорят, что боятся этого упражнения.

Конечно, тут есть два момента – момент неожиданности сопоставления и неожиданность сведения вместе отдельных, даже знакомых вещей.

ВОПРОС: А студенты знают заранее набор упражнений?

В.К. МОНЮКОВ: Да, знают, мы говорим, какая это будет фраза. Но первое – это новизна и непривычное соединение, казалось, привычных моментов. Это задача, которая состоит из десятков решенных до сих пор задач, но это очень пугает.

Если говорить о каких-то актерских экспромтах, о каких-то неожиданных импровизациях, то как ни парадоксально, но путь к свободе лежит через такие упражнения, потому что в конечном счете человек импровизирует из уже знакомых элементов. Он слагает это из элементов, которые в нем заложены заранее.

С другой стороны, я думаю, что самым пугающим элементом является средний. Я тебе даю задание умственное, ты пишешь, а я в это время считаю. С одной стороны, здесь есть момент чисто психологический, субъективный, и есть момент объективный. Какой момент объективный? Не тренирован. Никто никогда не выполнит умственную работу в момент, с одной стороны, ограниченный во времени, а с другой – во время, когда я стучу.

Временем их ограничивали и в школе на экзаменах, но вот впервые в жизни им приходится проделать какую-то умственную работу, зная, что ее надо проделать в очень короткий отрезок времени, и еще в этот момент есть мешающий элемент счета. Его больше всего боятся. И есть третий субъективный психологический момент: никому не хочется показаться дураком. И все они помнят, как они сдавали вступительные экзамены по общеобразовательным предметам. И вдруг здесь тоже педагог публично задает умственные вопросы. И хотя педагог их не ловит и не просит написать что-то сверхъестественное, все равно это тревожно и опасно. Но самое интересное, что кто-то в эти десять секунд сядет и, конечно, ничего не помнит, а когда все кончится и ты его спросишь: «Что у тебя было?» – «Любое четверостишие Пушкина». – «Можешь назвать?» – «Конечно», – и называет. И здесь дело не в том, чтобы обнаружить несостоятельность.

Задача наоборот: идти другим путем, для него наиболее легким, чтобы он знал: «Я же это могу!» Пусть он после упражнения испытает, что он может!

С МЕСТА: Я сейчас понимаю, какую ошибку допускают. Вероятно, они были недостаточно тренированы во втором упражнении.

В.К. МОНЮКОВ: А отдельно его тренировать нельзя.

Вот типичное задание на детские игрушки. Лучше всех у меня выполняли упражнение костариканцы. У них есть очень любопытное упражнение. Это упражнение с палками, под которыми нужно пройти. Все это делается в одном ритме, стоят они в метре один от другого, и нужно пройти. И девочки делали это упражнение лучше всех. Тут нужна, конечно, смелость.

Может быть, это упражнение похоже на то, что они делали с детства. А если бы было упражнение на русские городки, то мы бы победили. Это упражнение также может быть вставлено во фразу. Это упражнение, которое Станиславский назвал внутренней акробатикой, когда фантазия не обдумана, а фантазия вспыхивает и из глубины подсознания выскакивают средства, как это сделать. К этому они должны быть приучены с самого начала и должны уметь делать такие ритмические жестокие педантичные вещи.

Их нужно все время раздражать. Не педантизмом, а контрастами. Это и есть тренировка. Ведь если бы мышцы работали только на растяжение, а не на сжатие, то нельзя было бы развивать мышление. Если бы не были специальных упражнений у художников по ощущению света и тьмы, то они бы не чувствовали соотношения света и тьмы и никогда бы не вышли на писание объема. Все заключено на этом контрасте. Лучше всего в одном коллективе играется Чехов, если одновременно репетировать пьесу Мольера. Тогда они чувствуют вкус к этому и радостно тут пребывают, потому что пребывают в разном качестве и в разной прозе. Я в Швеции видел джазовые танцы и классический балет. И я подумал, как же они контрастно существуют и, выполняя разные задачи, выполняют одно – развитие максимального диапазона.