Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну слушай…
Эту песню Иван пел, уставившись Варе в глаза:
— Зорька алая, зорька алая, губы алые,
А в глазах твоих, а в глазах твоих неба синь…
Калошин был сражен! Калошин, загадочно улыбаясь, упал в кресло и замолчал…
Варя, чуть отойдя от песни, все еще глубоко дыша, чуть кривовато усмехнувшись, заявила:
— Послушайте! Вы как нашли друг друга! Один песни такие пишет, что писять хочется, у другого — весь репертуар такой… Сволочи вы оба!
— Варь! Ну ты чего? Тебе не понравилось? — приобнял Иван женщину за талию.
— Не понравилось? Как это может не понравится? — фыркнула она, — Это просто убийство какое-то. Убийство женщин в зале! Вы сговорились, что ли?
Калошин возопил:
— Вот! Вот! Именно! Косов! Я тебя люблю! Я тебя — обожаю! Я… я хочу петь эту песню уже завтра!
— Игорь! Ты сдурел? Как — завтра? Так не делается! — попыталась возразить Варя.
— Плевать! Плевать, что так не делается! Это… это — бомба! И я швырну ее завтра в зал! — пафосно заорал певец.
— Может ты успокоишься все-таки, Игорек? Варя права. Надо репетировать, надо ставить песню. Ни нот, ни… музыканты ее не знают! — присоединился к женщине Иван.
— Да что там знать-то? Что там знать? Да даже ты ее на гитаре исполнишь, аккомпанементом! Да еще и Славка! Решено… я ее завтра спою! Нет! Нет, Ваня! Мы с тобой ее споем! Помнишь, как раньше, поочередно, по куплетам? Все! Даже не уговаривайте меня!
— Игорек! Ты ничего не забыл? Я — не артист. Я не собираюсь петь в ваших концертах, — возмутился Косов.
— Ты чего? Нормально получится! Не артист он, ага! Ты это брось, приятель! Ты вполне артист, а твоя эта вот форма, которая на тебе — это просто придурь какая-то… Если бы ты согласился… я бы тебя хоть завтра вторым солистом в оркестр взял!
— Вань! Не спорь сейчас с ним, — посоветовала Варя, — Он сейчас никаких доводов не примет. Ты, знаешь, что… Ты добей его еще чем-нибудь. Пусть он уже уйдет в себя, нарцисс этот и нам с тобою не мешает.
— Думаешь? Ну… ладно!
Старый клен, старый клен,
Старый клен стучит в стекло,
Приглашая нас с друзьями на прогулку.
Отчего, отчего, отчего мне так светло?
Оттого, что ты идешь по переулку.
Отчего, отчего, отчего мне так светло…
— Ваня! Ты — гений! — снова обняла его Варя, только целовала уже в губы.
«Гения, ага… Гений воровства!».
— Ты, Варька, воздержись, ага… Хотя бы — пока воздержись! — бормотал негромко Калошин, лихорадочно что-то записывая в блокнот.
Косова все это изрядно веселило.
— Ну что? Мне продолжить? — спросил он.
— У тебя еще что-то есть? — ошарашенно спросил Игорь.
— Есть еще… парочка…, - скромно потупился Иван.
Калошин глубоко вздохнул, выдохнул и налил себе половину стакана янтарной жидкости.
— Погоди, Ваня… Пока — не надо! Давай завтра, что ли… А то, боюсь, меня кондрашка хватит, — выпив, покачал головой приятель.
— Ну… завтра, так — завтра! — отложив в сторону гитару, Косов поднялся, подмигнул женщине, и чуть размялся — помахав руками, и сделав несколько наклонов в стороны.
Камерную обстановку нарушил гомон с первого этажа.
— Парни вернулись! Пойдем, поздороваешься с ними, да я обрадую их расширением репертуара. Да еще какого репертуара! — помахал блокнотом Калошин.
* * *Музыканты Ивану обрадовались. Обстучали плечи, обжали руки. И пусть не все из них были ему знакомы — в коллективе появились и новые лица, но основной костяк оставался прежним, и им была известна его роль в повышении их статуса. Парни были веселые — хорошо погуляли по городу, развеялись. Некоторые были подшофе, но — не более того, значит Калошин держит в руках эти творческие личности.
Сам руководитель чего-то засуетился, куда-то сбегал, и объявил, что ему «по срочным делам» необходимо отлучится, но к утру он будет на месте, а значит — «ни-ни!».
— С утра работаем плотненько, репетируем. После обеда отдых, а вечером — концерт. Значит — за картами не засиживаться, спиртное… спиртное…
Калошин выставил из буфета еще одну бутылку водки:
— Но! Не более! И — не дай Бог! — погрозил он кулаком кому-то из музыкантов.
Эта бутылка вызвала вполне понятный скепсис — на ораву чуть не из пятнадцати человек такая доза — мизер. Музыканты плотно поужинали, а потом разошлись по гостиной. Кто-то уселся за ломберным столом с картами, кто-то, покуривая на веранде, чесал языками, кто-то ушел в комнаты…
— Ну, Иван, ты порадуешь нас новыми песнями? — спросил Слава, один из старожилов коллектива.
Откликнулась Варя:
— Он уже вывалил на нас ворох подарков! Да и еще каких! Вы бы видели, как тут скакал от радости Калошин.
Народ загомонил, стал требовать подробностей.
— Ребята! Я сегодня уже напелся — за гланды! — попытался откреститься Косов.
— Ну разок-то, разок-то — можно! — продолжал настаивать народ.
— Нет-нет-нет, даже не уговаривайте. Ничего из нового я вам не покажу. Это вон — Варя и Игорь, если решат, пусть показывают. Да вы сами скоро все услышите. Вам же все это и исполнять.
Темнело, и со двора потянуло холодом. Пришлось закрыть окна.
— Знаешь… я пойду, носик припудрю! — прошептала ему на ухо Варя, — А ты — не засиживайся. У нас с тобой есть многое, о чем стоит поговорить, да? Минут через сорок зайди ко мне в комнату, через ванную. Я буду ждать!
Косов еще потолокся с парнями на веранде, покурил, позубоскалил, но потом отговорился усталостью — «день был сложный!», и ушел к себе в комнату.
«Как мальчишка, честное слово! Уж каков опыт, а все равно — чего-то трясет от волнения! Долгое ожидание, наверное. Слишком долго она водила меня за нос! И вот сейчас… Фу-у-у-х! А чего