стихи были написаны. Так и с объяснением Вордсворта, приложенным к первому изданию:

Большинство следующих стихотворений следует рассматривать как эксперименты. Они написаны главным образом для того, чтобы выяснить, насколько разговорный язык средних и низших слоев общества приспособлен для целей поэтического наслаждения. Читатели, привыкшие к вульгарности и бессодержательной фразеологии многих современных писателей, если они дочитают эту книгу до конца, возможно, часто будут вынуждены бороться с чувством странности и неловкости; они будут озираться в поисках поэзии, и у них возникнет желание поинтересоваться, с помощью какой вежливости эти попытки могут быть допущены к этому названию. Желательно, чтобы такие читатели... не допускали, чтобы одинокое слово "Поэзия", слово с весьма спорным значением, стояло на пути их удовлетворения.....

Читатели, обладающие высокой рассудительностью, могут не одобрить стиль, в котором выполнены многие из этих произведений..... Им покажется, что, желая избежать распространенных в то время недостатков, автор иногда опускался слишком низко, и что многие выражения слишком привычны и не имеют достаточного достоинства. Можно предположить, что чем больше читатель знаком с нашими старшими писателями, тем меньше у него будет поводов для подобных жалоб".26

Проза мешала их поэзии: владелец дома в Алфоксдене уведомил Вордсвортов, что их аренда не может быть продлена после 30 июня 1798 года. 25 июня Уильям и Дороти отправились в Бристоль на переговоры с Коттлом. 10 июля они переправились на пароме через реку Северн и прошли десять миль по Уэльсу до Тинтернского аббатства. Возле этой "очень красивой руины" и на обратном пути в Бристоль Вордсворт написал первый набросок стихотворения, которое было добавлено в качестве заключительной части "Лирических баллад".

Маленькая книжка была опубликована 4 октября 1798 года, через девятнадцать дней после отъезда негласных авторов в Германию. Название было подходящим: Основной вклад Кольриджа был прямым потомком старых английских баллад - рассказов в песенных стихах; а большая часть вклада Вордсворта была простой лирикой простой жизни на почти моносиллабическом языке английского крестьянства. Книга открывалась "Восстанием древнего Маринера"; оно занимало пятнадцать из 117 страниц; это была самая длинная запись и, возможно, самая лучшая, хотя Англия осознавала это лишь постепенно, а Вордсворт - никогда.

У "Rime" действительно много недостатков, но мы не должны подчеркивать среди них абсурдность этой истории; Кольридж попал в царство тайн и воображения, где могло произойти все, что угодно, и могучие события могли вытекать из пустяковых происшествий. Ему приходилось полагаться на воображение, ведь он никогда не был в море,27 и ему приходилось заимствовать из книг о путешествиях морские термины и настроения. Тем не менее он уловил мистическую ауру старых легенд, маршевый ритм старых баллад; и старый моряк увлекает нас за собой почти до самого конца. Это, конечно, одна из величайших лирических песен на английском языке.

В основном, Вордсворт приводил примеры того, как он находил мудрость в простых душах. Некоторые из этих стихотворений, например "Мальчик-идиот" и "Саймон Ли", были уморительно сатиричны рецензентами; но кто из нас не сочувствовал терпеливой любви матери к своему безобидному слабоумному ребенку? (Одна из строк этого понимающего стихотворения повествует о "зеленой траве - вы почти слышите, как она растет";28 это было вырвано у Дороти?) Затем, задержавшись на сельских типах, Вордсворт завершает книгу медитативными "Строками, сочиненными в нескольких милях над Тинтернским аббатством". Здесь он дал высшее выражение своему чувству, что природа и Бог (Deus sive Natura Спинозы) едины, выступая не только через чудеса роста, но и через те потрясающие и (на человеческий короткий взгляд) кажущиеся разрушительными силы, которым Тернер в то время поклонялся в красках. К его блужданиям по лесам и полям, гребле по спокойным озерам и карабканьям по массивным скалам, к тысяче криков и шепотов тысячи форм жизни, даже якобы неживого мира...

Возможно, именно им я обязан... этим благословенным настроением,

В котором груз тайны,

В котором тяжелый и изнуряющий груз

Из всего этого непонятного мира,

Облегчается...

В то время как с глазами, ставшими спокойными от силы

Гармония и глубокая сила радости,

Мы видим жизнь вещей.29

И тогда он поднялся до своего самого лучшего исповедания веры:

Я научился

Смотреть на природу не как в час

Бездумная юность, но часто слышу

Тихая, печальная музыка человечества,

Не резкий и не раздражающий, но достаточно мощный.

Наказывать и усмирять. И я чувствовал.

Присутствие, которое тревожит меня радостью.

Возвышенные мысли: чувство возвышенного

О чем-то гораздо более глубоком,

Чье жилище - свет заходящих солнц,

И круглый океан, и живой воздух,

И в голубом небе, и в сознании человека;

Движение и дух, который побуждает

Все мыслящие вещи, все объекты всех мыслей,

И проходит через все. Поэтому я все еще

Любитель лугов и лесов,

И горы, и... узнавание,

В природе и на языке чувств,

Проводник, хранитель моего сердца и души.

Из всех моих моральных качеств.30

Дороти тоже пришла к этому целительному, объединяющему вероучению и нашла его не противоречащим ее христианской вере. В конце своего гимна Вордсворт добавил пайон ей, как своей сестре-душе, и попросил ее держаться до конца

Наша бодрая вера в то, что все, что мы видим.

Она полна благословений. Поэтому пусть луна

Светит тебе в твоем одиночестве;

И пусть туманные горные ветры будут свободны.

Чтобы дуть на тебя;... и в последующие годы,

Когда эти дикие экстазы достигнут зрелости

В трезвое удовольствие, когда твой разум

Станет особняком для всех прекрасных форм,

Память о тебе будет как обитель.

Для всех сладких звуков и гармоний...31

Лирические баллады" не были приняты благосклонно. "Они никому не нравятся", - сообщала миссис Кольридж - жена, простительно завидовавшая Музе своего мужа. Рецензенты были так заняты разоблачением неплотных соединений в "Маринере" и неплотных чувств в частушках Вордсворта, что, похоже, никто из них не признал "Маринера" будущим местом во всех антологиях, хотя некоторые заметили благочестивый пантеизм "Тинтернского аббатства". Маленькая книжка была продана тиражом в пятьсот экземпляров за два года, и Кольридж приписывает часть этих продаж моряку, который, судя по "Rime", решил, что книга является сборником флотских песен. Вордсворт приписал запоздание с продажей включению "Древнего Маринера".

В 1799 году, пока Кольридж находился в Германии, Вордсворт подготовил второе издание "Баллады". 24 июня он написал Коттлу: "Из того, что я понял, следует, что "Ancyent Marinere" в целом повредила тому. [Возможно, это и так.]... Если бы томик дошел до второго издания, я бы вставил вместо него несколько мелочей, которые скорее отвечали бы общему вкусу".32 Книга "Маринер" была включена во второе издание с (обезоруживающей?) запиской Вордсворта, в которой он признавал ее