У Смедза сжались в комок внутренности, когда он попытался вспомнить, касался ли больной руки Тимми. Вроде не касался…

В паническом нетерпении дождавшись Тимми за дверью, он спросил:

– Старик Рыба до кожи дотрагивался, когда перевязывал?

– Нет… Никто не дотрагивался. Только этот лекарь пальцем ткнул пару раз.

– Гм…

Услышанное Смедзу не понравилось. Он вообще не любил, когда все усложнялось. Пытаешься распутать – и становится только хуже.

Надо перетереть с Талли и Рыбой. Нетрудно догадаться, чего хочет Талли: выманить Тимми из города и прикопать с перерезанной глоткой.

У Талли змеиная душа. Его злоба только и ждет, когда ей дадут волю.

Пожалуй, не стоит откладывать встречу. Лучше собраться прямо сейчас. Вот только как получить свою долю с вырученного за клин? Твою же мать…

– Тимми, надо бы тебе отдохнуть, может, даже надраться. А еще хорошенько подумать. Что бы ты ни решил, я тебя поддержу, но помни: ты можешь навлечь беду на всех нас. И стерегись Талли. Когда он нервничает, к нему лучше спиной не поворачиваться.

– Смедз, я же не дурак. Не повернусь спиной к Талли, даже когда он спокоен. Попробует меня тронуть – будет ему очень неприятный сюрприз.

А вот это уже интересно.

Смедз прикинул, что ему самому тоже надо кое-что решить. Город под завязку набит серыми, их начальники вот-вот узнают о похищении клина из Курганья, так не пора ли сделать ноги и затеряться там, где никто не додумается искать? И не пора ли как-то распорядиться клином? Тайник в «Черепе с костями» – не самое надежное место. У Смедза уже возникла толковая идея на этот счет. Можно получить своего рода гарантию безопасности, если все устроить самостоятельно, не делясь замыслом с остальными.

Проклятье! Как же ему тошно, когда ситуация усложняется…

На сходняке пришлось крепко поспорить с кузеном – у него с каждым днем убывало здравомыслия.

– Да чтоб тебя! – возмутился Смедз. – Да кем ты себя возомнил? Бессмертным? Неприкосновенным? Талли, тут кругом чертовы серые. Заинтересуются тобою – на части разберут. А потом отдадут Паутинке с Шелковинкой, чтобы обратно собрали. Этим-то ты все расскажешь без утайки. Но что бы ни рассказал, им будет мало. Ты у нас герой, да? Думаешь, тебе нипочем методы допросов, которым эти упыри учились в Башне?

– Смедз, чтобы меня допрашивать, надо сначала поймать.

– Я считаю, пора отсюда валить. И уже десять минут пытаюсь тебе это втолковать.

– А, черт! Да понял я, о чем ты трындишь, – надо сбежать и забиться в какую-нибудь вонючую задницу вроде Лордов…

– Ты правда надеешься не попасться? После того как они выяснят, что им нужно искать?

– Да как они выяснят?

– Откуда мне знать как? Зато я знаю другое: эти ведьмы – не олухи безмозглые с Северной стороны. Они из Чар. Такие, как мы, для них – легкая закуска. Лучший способ не попасться им в лапы – убежать как можно дальше.

– Смедз, никуда мы не убежим, – уперся рогом Талли.

– Если хочешь сидеть и ждать, когда тебе саданут молотом по лбу, – пожалуйста, меня устраивает. Но из-за твоих проблем с самолюбием я помирать не собираюсь. Оно конечно, было бы неплохо продать клин и разбогатеть, но дыба и могила этого точно не стоят. Мы даже покупателя найти не успеем, и у меня огромное желание сбыть товар первому попавшемуся – лишь бы развязаться со всем этим.

Спор продолжался, жаркий и бестолковый; Рыба и Тимми пытались быть арбитрами в нем. На себя Смедз злился едва ли не больше, чем на Талли. Было у него паршивое подозрение, что он лишь зря сотрясает воздух, а на самом деле в решающий час не рискнет порвать с кузеном. Талли – не бог весть какое сокровище, но все же родня.

Пес Жабодав лежал в тени акации и глодал берцовую кость, ранее принадлежавшую одному из солдат Хромого.

Ту ночь, когда был захвачен монастырь, пережить удалось лишь дюжине бойцов. Из этой дюжины половина умерла потом. Если ветер дул с севера, зловоние становилось невыносимым.

Из шаманов выжили только двое. Выжили – не значит уцелели. Пока они не поправятся, Пес и Хромой будут слабы – не намного сильнее, чем в Курганье, откуда начался их поход.

Одним глазом Жабодав следил за скатами, что кружили над монастырем, без устали пытаясь нащупать уязвимые участки защитного купола. Найдя такое место, щедро осыпали его молниями. Лишь одна из ста причиняла ущерб, но и этого было достаточно, чтобы Хромой постоянно тратил энергию на ремонт.

Победа над летучим китом дала всего лишь двухчасовую передышку. Затем прибыло второе чудище, и борьба возобновилась. Теперь китов собралось уже четыре, и они были полны решимости отомстить за гибель собрата.

Пес Жабодав встал, скрипя больными суставами, и зигзагом двинулся между опасными участками к низкой и тонкой стене, что окружала развалины монастыря. Он очень сильно хромал. Древесная нога сгорела в пожаре, когда крылатая змея обратилась против своих хозяев. Но Хромому досталось куда хуже, и это служило Псу Жабодаву каким-никаким утешением. Хромой остался вообще без туловища.

Но трудился над его восстановлением.

Как же врагам, дьявол их побери, удалось превратить свое поражение в победу?

Пес Жабодав встал на задние лапы, закинул переднюю на верх стены, вытянул шею.

Зрелище превзошло самые худшие ожидания. Говорящие камни собрались в таком множестве, что образовали сплошное кольцо. Там, где земля повлажнее, пировали ходячие деревья, истомленные вечной засухой на равнине Страха. Скоро они приблизятся вплотную к стене, чтобы разрушить ее быстрорастущими корнями.

По земле скользили тени скатов, галопом носились эскадроны кентавров. Люди-кони учились атаковать и забрасывать противника дротиками.

Диковинная эта орда скоро двинется на приступ. И некому будет дать ей отпор, ведь Хромой бестелесен.

Знай враг, насколько слабы осажденные, он бы уже напал. Все же Хромому хватило ума затаиться – тварям, что снаружи, неизвестно, в каком он состоянии. Жабодав рассчитывал на осторожность Белой Розы – та заподозрит, что неприятель своей показной слабостью заманивает ее в ловушку.

Хромому нужно выиграть время. И ради этого он готов пойти на все, пожертвовать кем угодно.

Пес Жабодав заковылял назад, к полуразрушенному храму. За ним следил бледный от страха часовой.

Люди уверены, что они обречены. За добытое в походе немыслимое богатство заплатить придется гибелью души – и ни единого медяка из награбленного они не успеют прокутить.

Смерть близка. Теперь и в дезертирстве не найти спасения.

Один все же попытался. За стену-то он выбрался, а вот через вражеское оцепление не проскользнул. Время от времени его заставляют истошно вопить – намекают, что слишком сердиты на Хромого и его банду, а потому не намерены брать пленных.