Наверняка это Осенняя Паутинка и Паучья Шелковинка. И теперь сестры знают о клине.

И как же скоро они вернулись! Чует сердце, быть беде.

Ну, по крайней мере колдуньи сняли личину невинности. Теперь Талли поймет, что собой представляет эта парочка.

До конца срока Смедз не получил ни единого удара, хоть и позволил себе размечтаться о девчонке, с которой познакомился накануне злополучного дня, когда попался за выведением похабной фразы на памятнике доимперских времен. Кстати, пришлось заплатить профессиональному составителю челобитных, чтобы научил изображать буквы. Смедз был совершенно неграмотен, даже собственное имя не мог прочесть или написать.

Вечером эта малютка – сущий вулкан любовной страсти, даром что ей и четырнадцати еще нет, – будет его ждать.

Как ни сладки были грезы о горячей ванне и чистом белье, пришлось их оставить. Старик Рыба ждал его освобождения – простой формальности, которая выражалась в перекусывании проволоки на шее арестанта.

– Тебе чего? – спросил Смедз.

– Да вот подумал, на всякий случай кто-то должен быть рядом, когда тебя отпустят. Талли наплевать, Тимми все еще лежит пластом.

На следующее утро после суда над Смедзом Тимми пошел к колдуну и попросил отрезать руку.

– И как он? Помогло?

– Да вроде помогло. Уже не так сильно болит. Идем.

По пути они говорили мало. Смедз все время озирался сощуренными глазами. Расчистка шла втрое быстрее строительства, опустели уже десятки акров. С севера приходили все новые отряды, город теперь прямо-таки кишел серыми. По улицам быстро и целеустремленно маршировали взводы ночных хищников. Чуть ли не на каждом углу топтались патрули из других подразделений. Смедза и Рыбу дважды останавливали, выясняли имена и цель передвижения.

Небывалые дела!

– Что тут за хрень творится? – спросил Смедз.

– Не знаю. Это совсем недавно началось, когда я за тобой отправился.

– Часа два назад из Курганья вернулись Паутинка с Шелковинкой. Я их со стены видел. Спешили как на пожар.

– Гм… – протянул Рыба. – Вот оно что… – Он огляделся; седые брови изогнулись, точно мохнатые гусеницы. – Ты его в стену спрятал?

Смедз не ответил.

– Вот и хорошо. Ты очень правильно поступил – я бы и сам не придумал ничего лучше. Хотя нет, запамятовал: я предполагал, что тебе придет в голову нечто подобное.

Шагая по улицам, они ловили разносящиеся слухи. Одна из новостей повторялась рефреном: на всех выходах из города выставлены посты. Солдаты впускают всех желающих, но никого не выпустят, пока не найдут тех, кто им до зарезу нужен. Имперцы уже обыскивают дома, ни одного не пропустят – серые, как известно, народ упорный.

– У нас проблема, – буркнул Смедз.

– И не одна.

– А ведь я говорил Талли. До посинения старался его убедить.

– Пожалуй, надо было ему наказать, чтобы оставался. Он бы тогда из вредности решил выбраться за стену.

– Запомню твой совет. Неплохо бы нам собраться, всем четверым. И втемяшить Талли в башку кое-какие факты.

– Или просто сделать все, что нужно, нравится это ему или нет.

– Верно.

Они свернули на улицу, что вела к «Черепу с костями». Там было полно сумрачных щелей и тенистых закутков, и Смедз занервничал – ему везде мерещились затаившиеся в засаде Паутинка и Шелковинка. О свидании с юной красоткой он забыл напрочь.

– Мы теперь можем только задницы прикрыть да запастись терпением – авось пронесет, – сказал Смедз. – Ведьмам нипочем не догадаться, с чьей помощью у клина выросли ноги.

– Надеюсь, ты прав.

– Рано или поздно бдительность ослабнет. Такой город, как Весло, надолго не запрешь.

– Смедз, им и не надо надолго. Они тут все вверх дном перевернут. Может, награду объявят. Причем большую – чтобы избавиться от таких же больших хлопот.

– Эти могут…

– Я заглянул к лекарю, у которого побывал Тимми. Помнишь этого типчика? Наверняка он понял, что за хворь подцепил наш парень. У него это на роже было написано.

– Твою же мать! – Смедз аж остановился.

– Вот-вот. А еще колдун, который отнял руку. Это две стрелки, указывающие прямо на нас, и от них уже не увернешься, не убежишь. Пора принимать жесткие решения.

Смедз стоял и глядел в индиговые сумерки, пронизанные шпилями зданий в городском центре. Ну вот, приехали. С самого начала он боялся, что однажды придется кого-то пришить, – надеялся только, что не Рыбу и не Тимми.

– Коли решим, рука не дрогнет. А у тебя?

– И у меня. Коли решим.

– Пойдем выпьем. Заодно все как следует обмозгуем.

– Напиваться не резон – может, все-таки придется действовать. Первым делом надо позаботиться о колдуне. Он ведь не дурак, живо сообразит, что ищут серые, – штуковину, которая обожгла Тимми лапу. Ничуть не сложнее будет смекнуть, что он – ниточка, позволяющая серым добраться до нас. И если колдун будет ждать нашего визита, это не упростит нам задачу.

– Что хочешь со мной делай, но я все-таки пропущу кружку.

Они пошли в «Череп с костями». В этот вечерний час там хватало посетителей, но нашелся свободный столик. Хозяин гостиницы был не из тех людей, чье обаяние привлекает толпы любителей сорить деньгами. К большому облегчению Смедза, его кузен тоже отсутствовал.

Оба молчали, пока им не принесли кувшин. Смедз приложился от души, вытер рот рукавом.

– Я все думал-думал и вот что придумал. У нас есть этот, как бишь его… кворум, ага. Ты, я. Тимми ничего не сможет, даже если бы и захотел. А Талли только и знает, что спорит и дергается по пустякам да норовит нас подчинить, чтобы плясали под его дудку. Дадим ему власть – он все запорет, всех погубит.

– Твоя правда.

– И что делать будем?

Старик Рыба чуть улыбнулся:

– Предоставляешь мне решать? Хочешь, чтобы я тебе приказ отдал? Вроде как ты не виноват, просто выполнил распоряжение?

Такие мысли не приходили Смедзу в голову, но в аргументе собеседника содержалась шокирующая правда.

– Не бери в голову, – сказал Рыба. – Просто бывают в жизни ситуации, когда нужно прислушаться к себе и понять, готов ты бороться или предпочтешь отсидеться в кустах. Какие у тебя ощущения?

Вопрос был не из трудных.

– Я бы, может, и спрятался. Эти люди ничего плохого нам не сделали, наоборот, в помощи не отказали. Но как ни крути, а своя задница дороже. Не вижу другого способа уберечься от серых и не собираюсь слишком переживать из-за того, что не улегся в могилу.

– Вот ты и уговорил сам себя.

Смедз обдумал услышанное, и желудок сжался в тугой ком.