Гейнор зарычал. Свет клинков и факелов превращал картину — старая оружейная с алтарем, толпа людей, застывших в самых разных позах — в босховский гротеск. Люди в изумлении таращились на дверь, в проеме которой возвышался человек с черным клинком в правой руке. За спиной человека виднелся коридор, выстеленный телами в коричневых рубашках. Клинок был обагрен кровью, как и иссеченный доспех и драный плащ пришельца. Его волчьи глаза сулили смерть. Должно быть, чтобы добраться сюда, он выдержал не один бой, но рука сжимала меч по-прежнему крепко, а выражение лица заставляло думать, что этот человек прошел по горам трупов.

— Гейнор! — мой собственный голос. — Ты труслив как шакал и изворотлив как змея! Сразишься ли ты со мной здесь, в этом священном месте? Или снова юркнешь в нору, как бывало не раз?

Шагая медленно, обремененный тяжестью столетий, мой двойник ступил в оружейную. Несмотря на то, что он смертельно устал, в нем ощущалась сила — истинная сила, о которой нацистская верхушка могла только мечтать. К ним явился настоящий полубог. Тот, кому они поклонялись, кем отчаянно желали стать, не ведая, что Эльрик заплатил за свою божественность страшную цену, что он вынес столько горя и ужаса, сколько им не могло присниться и в кошмарном сне. И теперь ничто не могло его поколебать.

Или почти ничто.

Разве только судьба той, кому он отдал свою горькую, противоречивую, невыносимую любовь. Для большинства мелнибонэйцев любовь была пустым звуком. Эльрик же любил на самом деле.

Тяжелой, размеренной поступью он приблизился к алтарю.

Гейнор вновь попытался вонзить Равенбранд в сердце девушки. И меч вновь, еще более яростно, заметался в его руке.

Тогда мой кузен выкрикнул что-то нечленораздельное, швырнул в меня завывающий меч и стиснул в ладонях белый клинок.

Миг — и Оуна погибнет…

Черный меч не достиг цели. Вернее сказать, он завис над алтарем и провисел в воздухе достаточно долго: Оуна успела вскинуть руки, перерезать веревки и скатиться с алтаря.

Я не верил своим глазам. Равенбранд действительно разумен?

Гитлер и прочие нацистские бонзы тем временем, бурно жестикулируя и гомоня, укрылись за спинами штурмовиков. Дюжина автоматов нацелилась на Эльрика, но мелнибонэец их словно не замечал. Он видел перед собой лишь алтарь, остальное его не интересовало.

На точеном лице Эльрика играла жестокая усмешка. Убедившись, что Оуна ускользнула из-под удара, он повернулся к Гейнору.

Белый меч застонал, задергался, будто и ему вдруг расхотелось убивать. Или наши клинки и вправду разумны, или ими управляет некая сверхъестественная сила…

Гейнору удалось подчинить так называемый меч Карла Великого. Он замахнулся, сделал выпад, норовя поразить Оуну, ноги которой все еще были связаны. Однако меч снова заартачился. И тогда мой кузен вскинул голову, и с его губ сорвались загадочные слова на незнакомом языке. Он призывал Хаос.

Но Хаос не откликнулся.

Естественно — ведь Гейнор не смог совершить надлежащий обряд…

Эльрик прыгнул. Черный клинок легко парировал очередной выпад Гейнора.

— В том, чтобы прикончить труса, нет ни славы, ни удовольствия, — промолвил мой двойник. — Но такого, как ты, нельзя отпускать живым.

Черно-красная вспышка. Серебристая дуга. Бурезов обрушился на белый меч, и оба клинка не то вскрикнули, не то испустили громкий, протяжный стон.

Сопровождавшийся глухим лязгом, удар следовал за ударом. Наконец белый меч треснул — и осыпался трухлявой древесиной в руке Гейнора.

Не удивительно — этот меч с самого начала был фальшивкой, сотворенной, вдобавок, с дурными помыслами.

Кузен выругался, кинул обломок на пол. Потом отскочил к стене, зашарил рукой, подыскивая себе новое оружие. Но те клинки, что висели по стенам оружейной, давным-давно пришли в негодность и проржавели буквально насквозь. Гей-нор крикнул солдатам: «Стреляйте!», однако те не могли выполнить приказ, иначе они попали бы в самого Гейнора или в Клостерхейма, который целился в Эльрика из пистолета.

Эльрик с нехорошей улыбкой произнес одно-единственное слово.

Равенбранд ринулся к бывшему слуге сатаны. Ююстерхейм побелел как мел. Уж он-то знал, что случится, если меч вопьется в него.

Он выкрикнул что-то на латыни. Лишь немногие поняли его. Меч не понял, иначе наверняка не промахнулся бы.

Клостерхейм бросился на пол, Гейнор последовал его примеру. В ту же секунду солдаты открыли огонь. Завизжали пули, рикошетившие от стен, забарабанили по камню пустые гильзы…

Эльрик расхохотался — как знаком мне этот дикий смех! Несмотря на сумасшедшую пальбу, в него не попала ни одна пуля, словно он был заколдован.

Мой двойник нырнул за алтарь, проверить, цела ли дочь.

Оуна улыбнулась отцу, а потом, улучив момент, кинулась ко мне. В руке девушки был зажат острый как бритва кинжал Гейнора. Она быстро перерезала веревки.

И вдруг Равенбранд лег в мою ладонь и принялся отражать пули. А солдаты палили не переставая, защищали своих драгоценных начальников, которые отступали к сорванной с петель двери.

В меня вливалась сила. Я тоже расхохотался, вскочил и, не испытывая и намека на страх, рванулся к Клостерхейму. Эльрик тем временем схватился с Гейнором. Оуна вновь укрылась за алтарем — с кинжалом против автоматов делать нечего. А пули все летали вокруг; одна угодила в охранника. Бонзы заторопились пуще прежнего.

Гитлер вещал об удаче? Что ж, удача теперь на нашей стороне.

Нацистская верхушка вывалилась в коридор через проделанную Эльриком дыру в стене. Послышались отрывистые команды, к дыре придвинули шкаф, другой, третий…

Наши враги не знали, чего от нас ожидать. И принимали меры предосторожности, чтобы мы не застали их врасплох.

Я двинулся было вслед за Гитлером, но Эльрик остановил меня и указал в дальний конец коридора.

Там стояли Гейнор и Клостерхейм.

— Грааль у нас! — озаренный светом факелов, мой кузен напоминал большую птицу, в ярости скачущую по земле. Его черные доспехи казались пародией на светлую броню Эльрика. — И владыки Вышних Миров нам непременно помогут! Учтите, им не понравится, что кое-кто посмел помешать их союзнику.

— По-твоему, меня заботит благосклонность богов? — Эльрик фыркнул. — Я — Эльрик Мелнибонэйский, и мой род — ровня богам!

В этот миг Клостерхейм выстрелил дважды подряд, и обе пули попали в цель.

— Что такое? — Эльрик нахмурился, медленно опустился на пол.

Я ринулся на противника, но меня опередили: кинжал Оуны погрузился в сердце Клостерхейма. Тот согнулся пополам, захлебываясь кровью и пытаясь выдернуть кинжал из собственного тела.

Гейнор оттолкнул своего верного прихвостня и бросился к низенькой дубовой дверце, за которой был коридор в комнату, опустевшую с исчезновением фон Аша.