Дверь в камеру, где находились Риддл и Хест, также осталась открытой. Хест лежал на полу лицом вниз. Я заставил себя подойти к нему и взглянуть в его лицо. Оно потемнело от голода и холода, но я знал молодого парня, с которым провел немало часов. После коротких колебаний я наклонился, взял тело за плечи и с трудом оторвал от пола. Потом я перетащил его в камеру, где содержали мать и сестру нарчески, и уложил на деревянную кровать. Затем я принес в камеру все, что могло гореть, собрал в кучу солому и вылил половину фляги с маслом, которую принес, чтобы сжечь тело Шута. Солома разгорелась не сразу, но вскоре пламя нетерпеливо набросилось на масло и дерево. Я дождался, пока огонь разгорится, и добавил к погребальному костру прядь своих волос – традиционное жертвоприношение Шести Герцогств для прощания с другом.

– Ты погиб не зря, Хест, совсем не зря, – сказал я ему, но, покидая горящее тело, тем не менее спросил себя, чего же он добился на самом деле. Пройдут годы, прежде чем мы поймем, что дало нам возрождение драконов.

Оставалась последняя камера. Конечно, именно так Бледная Женщина намеревалась окончательно унизить Шута и торжественно избавиться от него. Я нашел своего друга в камере, среди мусора и помоев. Он был жив, когда его сюда бросили. Бледная Женщина наверняка хотела, чтобы Шут знал, какому унижению она его подвергла. Он сумел отползти в относительно чистый угол. Здесь, скорчившись на грязном мешке, он умер. В жизни Шут отличался удивительной чистоплотностью, и я не сомневался, что смерть среди отбросов стала для него дополнительным источником мучений. Оставалось тайной, набросил ли кто-то на него грязную мешковину уже после смерти или он завернулся в нее сам, безуспешно пытаясь спастись от холода, прежде чем умер на ледяном полу. Быть может, они швырнули Шута на мешок, чтобы было удобнее его тащить. Кровь и другие жидкости пропитали грубую мешковину, и она примерзла к хрупкому телу. Он поджал под себя колени и опустил голову к груди, а на лице застыло выражение страдания. Блестящие волосы были распущены и заляпаны кровью.

Я положил руку на холодный лоб. Я не знал, что намерен сделать, до того самого момента, пока не оказался здесь. Собрав весь свой Скилл, я потянулся к Шуту. И обнаружил лишь неподвижность. Тогда я приложил обе ладони к его щекам и начал медленно перемещать их вдоль тела. Я ощупывал труп, мои руки скользили вдоль сосудов, по которым раньше легко циркулировала жизнь. Я пытался исцелить его, вернуть к жизни.

Теки! – приказал я крови. – Живи! – сказал я телу.

Но его тело слишком долго пребывало в неподвижности. И мне пришлось с неохотой признать то, что хорошо знают все охотники. С момента смерти начинается разложение. Крошечные частицы, из которых состоит плоть, распадаются, связь между ними нарушается, они стремятся обрести свободу и превратиться в нечто иное. Кровь Шута сгустилась, кожа, прежде вмещавшая целый мир, стала мешком, содержащим груду плоти. Задыхаясь, я продолжал свои попытки вдохнуть в него жизнь, но с тем же успехом мог бы пытаться распахнуть дверь, висящую на намертво заржавевших петлях. Частицы, что раньше текли по жилам, слиплись в единую вязкую массу. И единственно возможной функцией тела стала неподвижность. Здесь начали работу иные силы, отделяющие друг от друга мельчайшие частицы, размалывающие их в тончайший порошок. Все связи разорвались. Тем не менее я не прекращал попыток оживить своего друга. Я попробовал передвинуть руку, заставить тело сделать вздох.

Что ты делаешь?

Это был Олух, недовольный тем, что я нарушил его сон. И я вдруг ужасно обрадовался, что он со мной.

Олух, я нашел его, я нашел Шута, моего друга, лорда Голдена. Я нашел его. Помоги мне его исцелить. Пожалуйста, поделись со мной своей силой.

Он отнесся к моей просьбе с сонной благосклонностью.

Ладно. Олух попытается. — Я ощутил, как он широко зевнул. – Где он?

Здесь! Рядом со мной! – При помощи Скилла я показал ему лежащее рядом со мной тело.

Где?

Здесь! Вот, Олух, смотри. Под моими руками.

Там никого нет.

Нет, есть. Я касаюсь его, видишь? Пожалуйста, Олух. — А потом, полный отчаяния, я направил свою мольбу во все стороны. – Дьютифул, Чейд. Пожалуйста. Поделитесь со мной силой и Скиллом для исцеления. Пожалуйста.

Кто ранен? Это ты, Олух? — И я ощутил присутствие запаниковавшего Чейда.

Нет, я в порядке. Он хочет исцелить того, кого там нет.

Он здесь. Я нашел тело Шута, Чейд. Пожалуйста. Вы ведь сумели меня вернуть. Пожалуйста, помогите мне!

Я услышал спокойный голос Дьютифула.

Фитц, мы все здесь, и ты знаешь, что мы сделаем это для тебя. Возможно, нам будет труднее, поскольку мы далеко друг от друга, но мы попытаемся. Покажи его нам.

Он здесь! Прямо здесь, я его касаюсь. — Меня вдруг охватило яростное нетерпение. Почему они ведут себя как последние глупцы, почему не хотят мне помочь?

Я не ощущаю его, – заговорил Дьютифул после долгой паузы. – Коснись его.

Но я и так его касаюсь! – Склонившись над телом, я обнял Шута руками. – Я держу его. Пожалуйста. Помогите его исцелить.

Это? Но это не человек. — Олух был удивлен. – Нельзя исцелить грязь!

Меня охватила ярость.

Он не грязь!

И вновь послышался успокаивающий голос Дьютифула.

Все в порядке, Олух. Не огорчайся. Ты не сказал ничего плохого. Я знаю, что ты вовсе не имел в виду ничего обидного. — Потом он обратился ко мне. – Фитц. О Фитц, мне очень жаль. Он мертв. И Олух по-своему прав. Его тело превращается… в нечто другое. Я не чувствую его присутствия. Только… – Он замолчал, не в силах произнести эти слова.

Падаль. Разложение. Грязь.

Исцеление есть свойство живого тела, Фитц, — спокойно заговорил Чейд, словно напоминая мне очевидные факты. – Скилл способен его ускорить, но исцеление производит само тело. Если оно еще живо. В твоих руках вовсе не Шут, Фитц, а лишь его мертвая оболочка. Ты не можешь заставить его жить – как невозможно оживить кусок скалы. Мы не в силах его вернуть.

Олух заговорил с неожиданной практичностью:

И даже если ты сумеешь заставить тело работать, тебе будет некого туда поместить.

Только в этот момент я осознал реальность происходящего. Труп перестал быть Шутом. Исчез его дух. Казалось, прошло очень много времени. Потом вновь заговорил Чейд:

Фитц, что ты сейчас делаешь?

Ничего. Просто сижу рядом. Я потерпел неудачу. Вновь. Как и с Барричем. Он умер, верно?

Мне показалось, что я вижу, как на лице старика появилось выражение смирения. Я знал, как он сейчас вздохнет и скажет, что я хочу взять на себя всю боль сразу.