было бы оттолкнуть меня, но я была потеряна в нем, как и всегда, моя потребность в нем была намного сильнее, чем любая застенчивость или смущение, которые я могла испытывать при мысли о том, что за нами наблюдали вот так.

Дариус переместил свободную руку на мой клитор, занявшись тем, что делала я, и задвигал бедрами в разрушительном, губительном ритме, который заставил меня забыть свое проклятое имя, когда он врезался в какую-то ненасытную точку внутри меня.

— Пожалуйста, — умоляла я, требуя, чтобы он заставил меня кончить, но вместо этого он просто играл со мной, его большой палец заставлял мой клитор трепетать, и останавливался в тот момент, когда я была готова взорваться.

Снова и снова он доводил меня до предела, пока я не стала умолять, проклинать, просить, а он ухмылялся сквозь наши поцелуи, наслаждаясь своей властью надо мной, и наконец уступил.

Он врезался в меня с Драконьим ревом, входя в меня, завершая свое завоевание моего тела этим триумфальным толчком и разрушительным давлением большого пальца.

Я кончила так сильно, что почти потеряла сознание, моя голова откинулась назад, и из меня вырвался крик чистейшего блаженства, в то время как мое тело было охвачено таким экстазом, который мог обеспечить лишь этот мой проклятый сон.

Он перевернул нас, уложив меня на спину, и я, задыхаясь, уставилась на него, мое сердце подпрыгнуло от ужаса, когда он исчез, и застывший камень стола подо мной сменился иллюзией нашей старой кровати.

— Подожди, — задыхалась я, стоны нимф окружали меня, когда это воспоминание захватило и их, их руки двигались по моей коже, рисуя на моем теле все новые руны, которые я не могла прочитать или расшифровать.

— Еще, — прорычала Види, и я взглянула на ее бледную фигуру: ее острые зубы сверкнули в ответ на требование, а Локви застонала от разочарования сквозь сомкнутые губы.

— Еще, — согласилась Аудире, тоже обнажив зубы, ее руки двигались по моим бедрам, и казалось, что она втягивает чувство наслаждения прямо из моей насытившейся плоти в свою.

Мои губы разошлись для какого-то ответа, но чем бы это ни было, оно мгновенно угасло, когда Дариус направился ко мне через деревья, его глаза были полны чего-то, что вгрызалось в меня так глубоко, что причиняло боль.

Это было нереально, но… это было. Черт, это было реально. Мне плевать, было ли это воспоминанием, плевать, обменивалась ли я с ним этим взглядом ради крошечного проблеска надежды, плевать, видели ли они и переживали все это вместе со мной, потому что он был здесь и он был моим, и если это продлится лишь одну ночь, то я все равно приму это.

— Я не слишком самонадеян, чтобы надеяться, что ты ждешь меня? — спросил он с сомнением, надеждой и потребностью в его темных глазах.

— Да, — согласилась я на одном дыхании, наслаждаясь его видом, стоящим передо мной в наполовину расстегнутой черной рубашке и элегантных брюках. Дерьмовые треники и футболка, которые были на мне в тот вечер, словно материализовались на моем теле, когда я поднялась на ноги, чтобы вновь пережить тот момент, таким, каким он был, тот момент совершенной ясности, когда мы наконец-то смогли просто стать… нами. — Но мне кажется, я всегда ждала тебя, так что, возможно, ты прав.

— Даже тогда, когда ты ненавидела меня? — его голос был темным мурлыканьем, которое заставляло каждую частичку моей плоти гудеть от потребности.

Я могла видеть, к чему это приведет, как будет проходить эта ночь, я и он, снова и снова, снова и снова, пока мне не станет больно, я не разобьюсь и не сломаюсь из-за него еще больше, чем раньше. Это была пытка самого сладкого вида, и я была просто обжорой в плане наказания, поскольку всецело погрузилась в нее. В любом случае, я никогда не смогла бы сказать ему «нет». Ни в коем случае.

Так прошла ночь: я была в его объятиях, его тело принадлежало мне, мое сердце билось в том ритме, который мог задать только он, а я снова и снова разрывалась на части вокруг него.

Нимфы упивались всем этим, крича от удовольствия вместе со мной, их магия обострила воспоминания настолько, что я действительно переживала их заново. Каждый момент, наполненный наслаждением, каждый толчок его бедер, каждый поцелуй, каждое «Я люблю тебя». Все это.

Пока я не потеряла способность терпеть все это, мое тело было выжато, использовано и разрушено от такого количества удовольствия. Темнота вторглась в мой разум и унесла меня, хотя я знала, что даже потерявшись в воспоминаниях, я продолжала воспроизводить их. Все больше, больше и больше. До восхода солнца и весь следующий день и ночь, бесконечно принадлежа ему, моя энергия вырывалась из меня, мое тело и плоть обнажались, пока, наконец, со вторым восходом солнца я не осталась лежать на каменном столе в центре пентаграммы. Мое обнаженное тело было испачкано кровью Види, бесчисленные руны были нарисованы на каждом дюйме моей измученной плоти, перекрывая друг друга до неузнаваемости.

Мое сердце все еще колотилось, когда я проснулся, моргая от света, проникающего ко мне сквозь деревья над головой, крошечные пылинки кружились в нем, освещая небольшие участки моего тела.

Я задыхалась, боль между бедер говорила обо всем, что я совершила за эти бесконечные часы, слезы высохли на моих щеках, глаза опухли и болели от такого количества пролитых слез.

Его больше не было. Только призрак его прикосновений остался на моем теле, любовные укусы и царапины отметили мою кожу, как будто он действительно был настоящим.

Оракулы уже давно ушли, насытившись моей прогулкой по ночам похоти с Дариусом Акруксом, взяв больше, чем было изначально оговорено в моей сделке с ними. Но когда я заставила себя сесть, я нашла свиток, лежащий на Книге Эфира рядом со мной, и решила, что меня не волнует дополнительное время, которое они добавили к нашей сделке.

Я осторожно развернула его, мое сердце снова и снова разрывалось от мысли о его потере, в то время как я старалась не думать о гедонистической оргии воспоминаний, в которой я участвовала прошлой ночью. Я поклялась, что сделаю все, что потребуется, и если это означало трахать его призрак в моих воспоминаниях, пока я не потеряю сознание, то это не казалось худшим из того, о чем меня можно было попросить.

Послание, которое они мне оставили, было простым, хотя путь, по которому они меня направляли, скорее всего, таковым не являлся.

«В сердце Проклятого Леса, за