class="p1">Платят, правда, хорошо, но все равно недостаточно.

А ведь он когда-то мечтал стать писателем. Чтобы на всех углах продавали его роман в глянцевой бумажной обложке, на которой красовалась бы длинноногая блондинка с сияющей улыбкой. Чтобы издатели посылали ему чеки со всех концов страны. И поездка в Европу — Париж, Париж!

А сейчас он совсем один в этой комнате. Один — с голубями. Остров. Бэсси наверно уже сидит в конторе.

Который час?

Зазвонил телефон.

— Хэлло, Мелвин, — сказал шеф, — я полагаю, вы читали книгу профессора Хогланда?

Один из деловых принципов Джонни был — говорить, по возможности, правду. Иначе можно влипнуть.

— Нет, сэр.

— Так прочтите. Об этой книге шумят. Затем возьмите у Хогланда интервью. Мне нужна статья. Срочно.

— Как называется книга, сэр?

— Эс Эй Хогланд «Люди, звери, растения». Пока.

Джонни никогда не читал научных книг. Но эта была написана понятно. О чем только ни пишут ученые! Никогда Джонни о таких вещах не задумывался.

Хогланд писал об оторванности человеческого существования от жизни животных и растений. Люди и окружающая их живая природа находятся как бы в раздельных плоскостях, удаляющихся друг от друга. Сейчас, во второй половине двадцатого века, человек перестал понимать природу. Нам нет дела до деревьев и птиц.

«Птицы! Действительно, на черта мне птицы. Ненавижу жирных голубей за окном, их ворчание и любовные стоны. Они мне до смерти надоели. Только тоску нагоняют. Я умею и люблю разговаривать с людьми. А не с опоссумами. Как бы я стал общаться с опоссумом?»

Хогланд о нем и писал. О человеке, который если и попадет в лес, то ничего не увидит и не услышит. Не заметит толстую бронированную куколку бражника на осеннем листе, не отличит дрозда от тангары (Pyranga rubra). О современном городском человеке, о репортере «Уикфилдских Новостей» Джонни Мелвине. О Джонни Мелвине, которому неуютно в этом мире, но который пробьется, выдвинется, разбогатеет.

Хогланд считал, что даже биологи оторвались сейчас от природы. Они знают что такое ДНК, как квант света работает в хлоропласте. А что такое перипатус? Peripatus, тип Onychofora? Между тем, это существо важное — без него не поймешь эволюции беспозвоночных. А люди, далекие от биологии? («Ваш покорный слуга — Джи Ар Мелвин»), Глубокое, дремучее невежество.

«Я спрашивал у десятков знакомых и незнакомых людей, сколько ног у бабочки? — писал Хогланд. — И получил самые разнообразные ответы — от нуля до двенадцати. Некоторые называли даже нечетные числа».

«А я бы просто ответил — не знаю и знать не хочу», — подумал Джоннн. «Ноги лучшей половины человеческого рода интересуют меня гораздо больше».

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Хогланд писал об уничтожении природы человеком. Об истреблении карибу на севере Канады, умниц афалин в Черном море, об отравлении рек и озер, о бессмысленной вырубке лесов. Почва подвергается эрозии, исчезает рыба, редкими становятся меха и слоновая кость. Это мало кого смущает — газеты шумят об искусственной пище. В Советском Союзе химики сделали синтетическую икру — на радость вегетарианцам. А мех и кость с полным успехом заменяются полимерами.

«У Бэсси отличная шубка из нейлона. И обошлась она мне недорого. Конечно, лестно было бы нарядить Бэсс в соболя».

Люди утрачивают возможность познания природы — научного и эстетического. Они полагают в своем невежестве, что все уже позади — и стегозавр, и латимерия. Между тем природа полна неожиданностей, может быть грандиозных. И не только в глубинах океана. Есть еще необитаемые острова на нашей планете. А сколько неизученных! В конце концов, на любом пустыре можно наткнуться на новый мутант чертополоха со странными свойствами. Природа продолжает развиваться, как бы ни терзал ее человек.

Слова о необитаемых островах задели Джонни. «Конечно. Мир полон необитаемых островов. Мы все — Робинзоны. Моя квартира — необитаемый остров, Бэсси отказывается в ней поселиться. Только вместо пальм в ней растут телевизор и холодильник. Об этом можно было бы стихи написать. По десять долларов строчка. Жаль, что я не умею».

«Нет, не назад к Жан Жаку Руссо я зову людей, — писал Хогланд. — Развитие человечества происходит закономерно. Человек будущего не оставит своего города. Но он неизбежно должен пойти на сближение с природой и чем раньше, тем лучше. Он будет сотрудничать с животными и растениями, он заговорит на их языках, он будет не истреблять, но воссоздавать истребленное. Возникнет новое искусство, одухотворенное шумом леса, полетом ласточки, свечением морских микроорганизмов. Дети будут любить и понимать природу с первых лет жизни».

«Фу, как красиво, — подумал Джонни. — Не выношу романтики и сентиментальности. Я не старая дева из ХАМЛ, чтобы слушать пенье птичек и умиляться до слез, глядя на незабудки! О чем мне говорить с Хогландом? И почему о его книжке шумят?»

Он позвонил шефу. Он сказал:

— Шеф, у меня к вам два вопроса.

— Выкладывайте.

— Сколько ног у бабочки?

— Вы что, выпили?

— Трезв, как стеклышко. Так сколько?

— Мелвин, я занят.

— Ну ладно. Второй вопрос — наличествуют ли у Хогланда железные бицепсы и густая черная борода?

— С чего вы взяли?

— Просто я боюсь, что он похож на профессора Челленджера из романа Конан-Дойла и спустит интервьюера с лестницы. Помяните меня в своих молитвах, шеф.

— Не валяйте дурака. И давайте мне статью о Хогланде завтра вечером. Толковую и с юмором.

Шеф повесил трубку.

Джонни считал, что этот разговор не бесполезен. Шеф слегка обозлился, но наверняка отметит живость ума своего репортера. Впрочем, читал ли шеф Конан-Дойла?

Джонни позвонил Хогланду. Тот согласился принять его завтра в девять. Голос у Хогланда был приятный.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Вечером шел дождь. Джонни и Бэсси вышли из кино и тут же забыли сногсшибательный вестерн, который им показывали. Черная улица грохотала и блестела. Крутились огни реклам, мигали желтые подфарники. Бэсси спросила:

— О чем ты думаешь?

— О стеллеровой корове.

— Кто это — Стеллер?

— Понятия не имею. И корова его — не корова, а какое-то существо, жившее в воде.

— Ну и что же?

— Ее истребили в восемнадцатом столетии. Поехали ко мне?

Но Бэсси не захотела. Он отвез ее домой, вернулся к себе. Съел два сандвича с ветчиной и запил их пивом из жестянки. Лег спать. Он долго не мог заснуть. Темнота и одиночество. «Собаку что ли завести? Не люблю собак, их лая, их запаха. Блохи. А они ведь умные, собаки. С детства не разговаривал с ними».

Голуби за окном молчали. Они спали, спрятавшись от дождя.

Без пяти минут