былых безумствах, дабы позже его не в чем было уличить, – и если какая-нибудь миссис Хартл из прошлого посягнет на его счастье, он мог бы с чистым сердцем сказать: «Ах, дорогая, это то, о чем я тебе говорил». И тогда между ним и любимой все вновь будет хорошо. Однако едва ли он захочет снабжать любимую письменным свидетельством былых безумств. И потом, кто не знает, как легко смягчить свои ошибки тоном, недосказанными фразами, выражениями любви к даме, занявшей место той или иной миссис Хартл? Однако письменный отчет будет от начала до конца самообвинением, не смягченным сладкой ложью, упрятанной в полуправде. Милое лукавство, в личном разговоре сладкое, как аромат фиалок, на бумаге может показаться нагромождением обмана на обман. Так что, я думаю, Пол Монтегю совершенно правильно поспешил в Лондон.

Он спросил мисс Карбери и, услышав, что мисс Генриетта с матушкой, передал карточку и велел сказать, что будет ждать ее в столовой. Таково было его изначальное намерение: по возможности поговорить с Геттой без леди Карбери, но с ее ведома. Затем наверху произошел небольшой спор. Гетта настаивала на своем праве увидеться с ним наедине. Она поступила, как советовал Роджер, и сделала это с материнского согласия. Маменька может не сомневаться, что она не подтвердит согласие на брак, пока не вытянет из него всю историю миссис Хартл. Но она должна сама все выслушать. Феликс был в гостиной и предложил вместо нее поговорить с Полом Монтегю, однако мать глянула на него уничижительно, а сестра тихо ответила, что предпочтет сама увидеться с мистером Монтегю. Феликс в последнее время настолько присмирел, что не сказал больше ни слова, и Гетта покинула комнату одна.

Когда она вошла в гостиную, Пол шагнул вперед, чтобы заключить ее в объятия. Гетта знала, что так будет, и заранее подготовилась.

– Пол, – проговорила она, – расскажи мне все… прежде.

Она села подальше от него, и ему пришлось сесть на некотором отдалении.

– Так ты услышала про миссис Хартл, – сказал он, делая слабую попытку улыбнуться.

– Да. Феликс мне сказал, и Роджер тоже очевидно о ней знает.

– О да. Роджер слышал о ней с самого начала и знает всю историю почти так же хорошо, как я. Вряд ли твой брат настолько же осведомлен.

– Возможно. Но… касается ли эта история меня?

– Безусловно, Гетта, она касается тебя настолько, что ты должна ее знать. И надеюсь, ты поверишь, что я намеревался рассказать тебе все.

– Я поверю всему, что ты мне скажешь.

– Коли так, я не думаю, что ты будешь на меня сердиться, когда услышишь все. Я был помолвлен с миссис Хартл.

– Она вдова?

Пол ответил не сразу.

– Полагаю, она должна быть вдовой, раз ты собирался на ней жениться.

– Да, она вдова. Она была разведена с мужем.

– Ах, Пол! И она американка?

– Да.

– И ты ее любил?

Монтегю хотел сам рассказать свою историю, а не отвечать на допрос.

– Если ты позволишь, я все изложу от начала до конца.

– О, конечно. Но, я думаю, ты ее любил. Раз собирался жениться, значит любил.

Гетта нахмурилась, и Полу, различившему в ее голосе гневные нотки, стало немного не по себе.

– Да, любил когда-то, но я расскажу тебе все.

И он рассказал всю историю, повторением которой читателя утомлять незачем. Гетта слушала довольно внимательно, не перебивая слишком часто; впрочем, когда она перебивала, ее короткие замечания были очень едкими. Пол рассказал о долгом путешествии через Американский континент и о плавании через океан, в конце которого обещал даме на ней жениться.

– Была она тогда разведена? – спросила Гетта. – Как я понимаю, они разводятся когда хотят.

Несмотря на простоту вопроса, Пол не мог на него ответить.

– Я знаю лишь то, что слышал от нее, – сказал он и продолжил свою историю. Миссис Хартл уехала в Париж, а он, добравшись до Карбери, сразу сообщил все Роджеру.

– И тогда ты от нее отказался? – очень сурово спросила Гетта.

Нет, не тогда. Он еще раз поехал в Сан-Франциско и… Пол не собирался говорить, что возобновил помолвку, но вынужден был признать, что не разорвал ее. По возвращении в Англию он написал миссис Хартл, затем она объявилась на квартире у миссис Питкин в Ислингтоне.

– Не могу тебе описать, как для меня это было ужасно, – сказал Пол. – Ведь к тому времени я понимал, что все мое счастье зависит от тебя.

Он пытался пустить в ход нежное лукавство, сладкое, как фиалки. Возможно, оно и было сладким. Удивительно, до чего сурово может вести себя девушка, чье сердце разрывается от любви. Гетта была очень сурова.

– Но Феликс сказал, ты возил ее в Лоустофт – совсем недавно.

Монтегю собирался рассказать все – почти все. Про поездку в Лоустофт он думал умолчать – было в этом что-то, чего Гетта понять не сможет.

– Это было ради ее здоровья.

– Ах, ради ее здоровья. И ты водил ее в театр?

– Да.

– Это тоже было… ради ее здоровья?

– Ах, Гетта, не говори со мной так. Разве ты не понимаешь, что она приехала сюда ради меня и я не мог бросить ее одну.

– Я не понимаю, зачем тебе вообще было ее бросать, – сказала Гетта. – Ты говоришь, что любил ее и обещал на ней жениться. Мне кажется ужасным жениться на разведенной – на женщине, которая просто говорит, что она разведена. Но это потому что я не понимаю американских порядков. И я уверена, что ты любил ее, когда повел в театр и повез в Лоустофт… ради ее здоровья. Это было всего неделю назад.

– Почти три недели назад, – в отчаянии выговорил Пол.

– Ах, почти три недели! Не слишком долгий срок для полной перемены чувств. Ты был помолвлен с ней меньше трех недель назад.

– Нет, Гетта, тогда я не был с ней помолвлен.

– Полагаю, она считала себя твоей невестой, когда ехала с тобой в Лоустофт.

– Тогда она пыталась вынудить меня к… к… Ах, Гетта, это трудно объяснить, но я уверен, ты поймешь. Я знаю, ты не можешь думать, будто я хоть на мгновение тебе изменил.

– Но для чего ты изменил ей? Для чего мне рушить все ее надежды? Конечно, Роджер дурно о ней думал, потому что она… разведена. Он не мог смотреть на это иначе. Но помолвка есть помолвка. Тебе лучше вернуться к миссис Хартл и сказать, что ты готов сдержать слово.

– Она знает, что все кончено.

– Ты уговоришь ее передумать. Если она приехала к тебе из Сан-Франциско,