Он схватил меня свободной рукой за волосы. Я почувствовал, как когти царапают кожу на затылке. Клок моих волос был выдран, голова запрокинута. Перед глазами встал образ разорванной глотки сэра Вильгельма и князя, проглатывающего его трахею.

Я улыбнулся во все зубы, осознавая, что все-таки ошибся.

Я умру.

Князь облизнул зубы, дохнув на меня желчью и сырым мясом:

– Я буду убивать тебя с наслаждением.

Он провел когтями по моему скальпу, оставив кривые порезы. Пальцы схватили меня за шею и швырнули на каменную стену. Я отчаянно отбивался, надеясь попасть вождю сьельсинов в уязвимое место, но князь отражал все мои удары, презрительно фыркая.

В голове звенело, на скале осталось пятно крови. Алой, удивительно алой. Почему на собственную кровь всегда куда страшнее смотреть?

Я умру.

«Вставай, – раздался в ушах давно не слышанный голос. Голос отца. – Поднимайся».

«Не могу».

«Можешь».

Он был прав. Я не умру, корчась в грязи. Не умру, стоя на коленях перед врагом. Я поднялся и в последний раз направил меч на противника.

В скалу рядом с нами ударила плазма. Я заметил на дальнем берегу группу людей. Они казались такими крошечными, такими далекими. Валка? Паллино? Нет! На них были белые доспехи. Бассандер? Араната отвлекся дольше, чем я, и я воспользовался этим, с открытыми глазами и сжатыми зубами бросившись на него.

Мой разум отгородился от шума битвы и окружающего мира. Все вокруг отвлекало. Горящий корабль над куполом, бой, пылающий лес, даже стрельба плазмометов по камням – все исчезло. Я схватился за меч двумя руками, крепко прижимая левую к навершию, и нацелился прямо в сердце князя Аранаты. Я вложил все в эту последнюю атаку. Когда я упал, меня заставило подняться воспоминание об отце, стоящем надо мной в кабинете в Обители Дьявола. Мою руку направляли сотни поединков в Колоссо и сотни последующих. Мной двигала память о Кэт, о Гхене, даже о Гиллиаме и Уванари. Память о том, как я предал Джинан и как Хлыст предал меня. Моя дружба с Паллино, Сиран, другими мирмидонцами и всем Красным отрядом.

Моя любовь к Валке, если это можно было так назвать.

Все завертелось, как мои угольные рисунки, в водовороте момента и утекло, пока не остался только я. Единственный элемент моей жизни, с которым я не мог расстаться. Единственное, что я, как Тесей, не мог заменить.

Себя.

Князь Араната и не подумал парировать мою атаку. Он шагнул вбок, пользуясь моей нерасторопностью. Его шестипалая рука сомкнулась у меня на запястье, когти заскрежетали по бронированному рукаву. Легкого рывка хватило, чтобы я потерял равновесие и упал лицом вниз.

Время тоже как будто обрушилось. Казалось, мое падение длилось тысячу лет.

Падая, я даже не почувствовал, как клинок проходит сквозь керамику, титан и синтетические волокна брони. Не почувствовал, как он рассекает плоть, сухожилия и разрубает кость. Боли не было – только фонтан самой красной, что мне только доводилось видеть, крови. Моя рука – моя ведущая рука, правая – вместе с мечом осталась в руке князя.

Больше не случилось ничего. Не раздался голос Гибсона, не произошло божественного вмешательства. Все мои тренировки, весь мой опыт больше не имели значения. Шок был таким, что я обо всем этом забыл. Князь спокойно, почти небрежно отбросил мою руку. Она с глухим, как будто отдаленным, звуком шлепнулась на землю.

– Адриан!

Валка все видела. Кричала наверняка она. Кто еще назвал бы меня по имени?

– Марло!

А это Бассандер?

Лишь схватившись за обрубок руки, я начал чувствовать боль. Мой комбинезон сжался, чтобы замедлить кровотечение. Казалось, прошла целая вечность, поделенная на короткие отрезки, как будто мы с князем Аранатой бились на горизонте событий какого-то черного солнца. Что ж, я хотя бы остался на ногах.

«Видишь, отец? – подумал я. – Вот он я».

Это была одна из моих последних мыслей.

– Кончайте с этим, – произнес я.

Кажется. Я ни в чем не был уверен, кроме одного: мой конец близился.

Князь Араната медлил. Он отступил, забрав меч из моей мертвой руки, как я когда-то забрал меч Бассандера. Поглядев немного, он нашел активатор, выпустив сверкающий жидкий клинок. Араната молчал. Никаких пафосных речей, никаких прощальных слов. Он просто занес меч – мой меч – и рубанул.

В ударе не было силы, не было мироразрушительной ярости, которую я ожидал, несмотря на то что мой мир все равно разрушился. Это было прощальное оскорбление – намек, что убить меня было не сложнее, чем прихлопнуть муху.

Жидкий голубой металл сиял, как полная луна. Я не почувствовал, как он пронзил мою шею. Не почувствовал ничего.

Я хотел закричать, но у меня больше не было легких. Не было тела. Глаза выпучились, и я упал назад и на бок. В глазах потемнело. Рот наполнился кровью. Кто-то кричал – или кричало само мироздание? Я перестал катиться, неподвижными глазами уставившись на князя и свое обезглавленное тело, пошатывающееся, подкашивающееся, как башня древнего осажденного города.

Наступал конец света. Моего.

Столько крови. Кругом было столько крови.

Затем не осталось ничего, кроме тьмы.

Тьмы и глубокой, непроницаемой тишины.

Мрак.

Мрак и ощущение, как будто я качаюсь на волнах океана.

Не было ничего. Я был ничем, пылинкой, затерянной в пустой вечности.

Я ничего не знал. Ни боли, ни воспоминаний – даже своего имени. Не было даже фрагментов, и то, чем я был, есть и буду, было спрятано, сокрыто в каком-то невидимом мне уголке Тьмы. Безымянный, бесформенный и развоплощенный, я дрейфовал, проплывая мимо невидимого и забытого. Где я был? Чем я был? Чем я стал?

Я не видел ни светлых врат, ни сияющего города, ни райских кущ, ни гор, увенчанных семью стенами. Но что-то было впереди, мимо незаметно, медленно, как тектонические плиты, двигались непонятные силуэты. Я был как будто одиноким планктоном, который всколыхнул проплывавший мимо кит.

Как еще это объяснить? Я был ничем. От меня, от Адриана Марло, ничего не осталось. Я ничего не чувствовал, ничего не мог сказать. Лишь смутно ощущал неокончательно потухший свет. Один огонек среди множества других, ласково принятый невидимым прибоем согласно некоему неведомому плану. Я умер? Или все было каким-то мимолетным свойством мозга? Может быть, я все еще лежал на берегу озера у ног врага? Кто знает, каково умирать – в самом деле умирать – и как долго это происходит?

«Адриан».

Мое имя. Было моим именем, так? Слово, произнесенное беззвучным, но громогласным голосом.

«Адриан».