Не успел еще додумать, какие задачи буду ставить Пителину, как из палатки вышел Бедин – пора было направляться в радиоузел, но я притормозил лейтенанта госбезопасности:

– Подожди минутку, Виктор Петрович, сейчас переговорю еще с танкистами, и пойдем заниматься делом.

У меня было жгучее желание ощущать присутствие Шерхана рядом с собой. Мне нужно было чутье Наиля о приближении опасности. В предстоящем движении по открытой с воздуха дороге было совершенно необходимо его присутствие рядом со мной. Кто, кроме Шерхана, своевременно предупредит о появлении авиации противника? Я надеялся на парня.

У майора имелись экипажи, лишившиеся танков, вот пускай он из них, посоветовавшись с Быковым, доукомплектует людьми взвод КВ. А Шерхан поедет со мной, и как только он почувствует приближение опасности, сразу же будем съезжать с шоссе и прятать грузовик под деревьями. Вот с такими мыслями я вновь вошел в палатку и безапелляционным тоном приказал майору Половцеву выделить трех опытных танкистов в распоряжение лейтенанта Быкова. Танкисты должны занять свои новые боевые места к тому моменту, когда я закончу сеансы радиосвязи, то есть через сорок минут. Не слушая пытающегося что-то сказать майора, я повернулся и вышел из палатки, а когда выходил, еще и выкрикнул вдобавок:

– Время пошло, майор, через сорок минут танки начинают движение, и экипажи этих боевых машин должны быть полностью укомплектованы.

Выйдя из палатки, кивнул Бедину, и мы быстрым шагом направились к стоявшему неподалеку ЗиСу с большой будкой вместо кузова. Через пару минут я уже влез в этот передвижной радиоузел и продиктовал дежурному радисту, кого нужно вызывать и на какой частоте. Естественно, в первую очередь приказал соединяться с 724-м артполком. Фролов в это время должен был находиться неподалеку от штабной радиостанции, в чем я смог убедиться буквально через пять минут – именно столько времени понадобилось, чтобы через эту мощную радиостанцию соединиться со штабом полка, и к аппарату подозвали комиссара бригады.

Михаил Алексеевич первоначально был озадачен столь радикальными изменениями планов, зная, как я не люблю дергаться и на ходу менять поставленные ранее задачи. Но после пяти минут разговора вник в ситуацию, а когда я намекнул, что после подхода его группы и занятия позиций полками РГК, вполне вероятен мощный контрудар силами 10-й армии и перенос военных действий на территорию противника, комиссар просто загорелся этой идеей. Еще бы, это именно то, к чему его готовила партия, и он сам всегда внушал подчиненным: «Если враг нарушит священные границы Советского Союза, то Красная армия могучим ударом опрокинет его и будет громить наймитов империалистов на их же территории». Такими словами он даже мне пытался привить военную доктрину партии. Почувствовав, что старший батальонный комиссар разобьется в лепешку, но сделает все, чтобы артполки прибыли вовремя к месту новой дислокации, я еще минуты три обсуждал задачу с Михаилом Алексеевичем, конкретизируя детали.

Наконец мы договорились, что передовой отряд, который будет пробивать дорогу и одновременно служить передовым боевым охранением, выступит через сорок минут. В общем-то полки были уже готовы к маршу и ожидали только наступления темноты, чтобы тронуться в путь сразу же после получения приказа. Задержка в сорок минут была вызвана только тем, что нужно было подготовить передовой отряд, а именно – его таран. Да, вот именно таран, его роль должны были выполнять два бульдозера ЧТЗ и грейдер. Алексеич был мужик деятельный, и он быстро мобилизовал бригаду дорожников, повстречавшуюся на шоссе недалеко от Ивановичей. Теперь они стали его саперами, вдобавок с бульдозеров были сняты отвалы – таким образом переоборудовали их в артиллерийские тягачи. Но после полученной информации о забитых разбомбленной и брошенной техникой дорогах было решено на трактора вновь навесить отвалы. Эти ЧТЗ будут в деле очистки пути, пожалуй, поэффективнее, чем тяжелые танки.

Кстати, немецкая авиация над шоссе Ивацевичи-Барановичи практически не летала. И если самолеты люфтваффе все-таки появлялись, то шли высоко – видно, цели их были совершенно в других местах. Единственный раз над шоссе, по которому поработали гаубицы, был замечен самолет в низком полете, но и тот был наш МиГ. Так что моя идея, что отрезок шоссе до Барановичей можно проскочить и в светлое время, была, пожалуй, здравой и вполне могла увенчаться успехом.

Я бы еще долго беседовал по рации со своим комиссаром (связь была прекрасная, помех практически не было), но время поджимало. Согласовав все вопросы по конкретной задаче, я попрощался с Фроловым, и радист сразу же начал устанавливать связь со штабом 681-го артполка. Радиоэфир нас явно баловал, связь установилась практически сразу, вот что значит мощная радиостанция, а не форменное убожество, установленное на БА-10.

Осипов был недалеко от рации, поэтому я потерял не больше трех минут, ожидая его. Да и говорил со своим заместителем гораздо меньше, чем с Фроловым, – этому профессиональному военному не нужно было долго объяснять, отчего возникла потребность в дальнейшем отходе его группы именно на позиции у реки Зельва, а не к Барановичам. Львиную долю разговора заняли вопросы: в какой момент отводить артполки РГК с позиций у Слонима, нужно ли присылать ему своих людей для оборудования нового рубежа обороны, ну и, конечно, как будем снабжаться боеприпасами.

Немецкая авиация над шоссе Ружаны-Слоним тоже низко не летала. Один раз, где-то через полтора часа после завершения артиллерийской операции, над шоссе кружили лишь два наших самолета. Они помахали крыльями бригадным трофейщикам, ковырявшимся в разбитой немецкой технике, и улетели. «Ага, зашевелились, – подумал я, – наверняка это командование высылало авиаразведку, чтобы проверить правдивость рапортов Пителина. Хороший знак – значит, все еще не совсем развалилось».

Удовлетворение сложившимся положением дел в группе Осипова еще усилилось, когда мой заместитель доложил, что он уже выслал разведывательную группу в район Слонима, и дорога до позиций, подготовленных бригадными саперами еще до войны, свободна. Никаких затруднений для движения в ночное время не должно было возникнуть.

Одним словом, все вроде бы было хорошо – потерь практически не было, немецкая авиация не прессовала, проблем в предстоящей передислокации не предвиделось.

С хорошим боевым настроем я попрощался с Осиповым, и радист начал устанавливать связь со штабом бригады. Связь-то установилась быстро, но Пителина в штабе не оказалось. Да и вообще никого там не было, кроме дежурного радиста. Как тот заявил, все направились отражать немецкую атаку. Фашисты уже прорвались практически к штабу, поэтому в окопы вышли все, включая людей из пищеблока, писарей и медработников. Даже начфин бригады вместе с кассиром взяли ручной пулемет и пошли занимать позицию. Эта информация меня буквально придавила. Все вроде бы до этого времени было хорошо, а тут такое.

В голове началась полная катавасия. Мысли мелькали разные, но из них ни одной не было хорошей. Я думал: «Если немцы уже вышли к штабу – дело пахнет керосином. Для таких солдат, которые у вермахта находятся в передовых частях, мои штабисты не преграда – сомнут в течение десяти минут. А позади штабной группы других наших частей нет. Получается, путь к Волковыску открыт. А заняв его, немцы рассекают группировку, сконцентрированную в Белостокском выступе, на две части. А это значит полный трындец! Вот же черт, а я, как дурак, здесь сижу, планы какие-то мудрю! Идиот! У тебя же такой противник, собаку съел на войне, думаешь, поймал его в ловушку один раз, так и дальше все пойдет как по писаному? Это же профессионалы, они все ставки на одну лошадь не делают, у них в загашнике куча различных комбинаций; не получается в одном месте, в другом тебя додавят».