Палата оказалась та самая. Но Синдзиро лежал в той же позе, наполовину на полу, наполовину сверху кровати. И в себя, похоже, еще не приходил. Девушка отогнала меня — мягким движением красивой тонкой руки — и стала расстегивать пижаму. Осторожно отлепила от пропитавшихся кровью бинтов. Я, поморщившись, отвернулась. Почему-то подумала, что ей бы подошло танцевать танец с веером в кимоно с длинными-длинными рукавами. Это изящное движение руки… или в каком-то другом старинном платье. В китайском тоже вышло бы красиво.

— Знаешь, сходи пока за врачом. Надо б еще одного, — она достала из кармана широких голубых штанов блокнотик в скромной блекло-желтой обложке и черную простую ручку, написала несколько иероглифов на верхнем листе окровавленной рукой и, отбросив блокнот и ручку, протянула чуть помятый листок мне. — Передай им. Не волнуйся, думаю, до реанимации дело на этот раз не дойдет. Просто он внезапно побежал — тело испытало шок. От этого тоже бывает, что теряют сознание.

— Просто взрослые врут, чтобы дети меньше волновались! — проворчала я.

— Он будет жить! Клянусь! — улыбнулась мне примиряюще она. — Но ты лучше сходи за врачом. Рю Мидзугава… да, впрочем, он, наверное, еще в операционной. Но любой другой тоже подойдет. Здесь замечательные врачи.

— И медсестры красивые, — я вздохнула, — добрые. Только… кажется, Рю Мидзугава — тот, кого Синдзиро-сэмпай позвал за моим отцом.

— Значит, за отца твоего можно теперь не волноваться, — она подмигнула мне.

— Значит, да, — я вздохнула.

— 3 этаж, кабинет первый за левым поворотом коридора от лифта. Можно, конечно, любого подхватить, но там лучшие специалисты по рваным ранам и лечению кровопотерей. А, подойди-ка… да нет же, время… — она запнулась. — Скажи, может, понадобится еще кровь.

И я, вздохнув, выбежала. И остановилась смущенно.

— Лифт направо по коридору, за вторым поворотом! — донеслось до меня из-за отъехавшей все еще двери.

— Спасибо! — я всхлипнула.

Она прямо как Канон явилась ко мне из ниоткуда!

— Не стоит, я просто делаю свое дело! — отозвалась добрая незнакомка. — Но ты беги, малышка. Это то, что ты сейчас можешь сделать. И…

— И чем быстрее, тем лучше? — я всхлипнула.

— Да, беги, — не стала врать уже она.

И я помчалась звать врачей: то единственное, что даже я могу сейчас сделать. И что мне сделать получше.

Врачей я нашла. Лифт тоже. Врачей у лифта стоящих отправила в сто седьмую палату и, на всякий случай, поехала звать тех, кого она просила позвать. С момента нашей встречи с этой девушкой мне казалось, что моя удача наконец-то вернулась ко мне. Да ее нежные ласки, ее теплый взгляд, ее участие к незнакомому человеку… я правда поверила, что в нашем мире хотя бы иногда ходит Канон.

Хотя она врала, что реанимация не потребуется, Синдзиро опять туда увезли!

Я сидела в коридоре близ реанимации, рыдала, закрыв руками лицо. У реанимации сидела скромная тихая бабуля, и она держалась без слез. Она так горячо молилась за кого-то из своих близких, перебирая шары четок, что я не решилась своими всхлипами мешать ее молитвам и даже напоминать своим лицом, что беды и зло в нашем мире иногда случаются.

Откуда-то на меня набрел унылый Мамору. Тихо сел рядом. Чуть погодя, минуту или две спустя, меня осторожно за плечи обнял. Одной рукой прижал к себе. Так мы долго сидели. Обоим было грустно.

— А Рю? — спросила я наконец, опомнившись. — Твой брат… он…

— Рю теперь бодрится и делает вид, будто он в полном порядке и скоро их опять побьет, — мальчик вздохнул. — Но я же вижу, что брат так хотел попасть на сегодняшний матч! Он уже скоро начнется, вечером. А твой друг в какой палате? С ним-то что?

— Он в реанимации! — всхлипнула. — И папу увезли! Он… он папу спасал. Когда папа упал.

— Значит, замечательный у тебя друг! — Мамору осторожно похлопал меня по волосам. — И ему это зачтется! Вот увидишь.

Вздохнул.

— А почему ты не с ним?

— А я так врать, как он, не могу! — мальчик сжал кулаки. — Я хочу этих проклятых парней просто убить! Зачем они сломали ему мечту?!

— Не волнуйся, Макусиму-сан им устроит. Он не побоялся даже написать репортаж про парня из якудза. Только за то, что тот переехал собаку на джипе, — всхлипнула. — Собаку моей подруги. И друга.

— Так спокойно задавил человека? — глаза его расширились.

— Нет, собака была ее другом, — торопливо поправилась я, чтобы он и из-за этого не волновался. — Не только ее животным.

— Да, грустно, — Мамору-кун вздохнул.

Мы еще какое-то время посидели вдвоем. На скорой кого-то с аварии привезли, прокатили мимо нас на каталке. Я вскрикнула, увидев лицо в крови, мальчик торопливо закрыл мои глаза своей ладонью. Кто-то из врачей на бегу потребовал не шуметь. Но неподвижный человек — я успела заметить — даже не дернулся от моего вскрика.

— Может, ты в другом месте подождешь? — предложил мне мой внезапный друг, убрав чуть погодя руку.

— Нет, — вздохнула, — я хочу рядом с ними быть, не смотря ни на что.

Мы еще какое-то время посидели вместе.

— Может, ты к своему брату пойдешь? — предложила я.

— Зачем? — Мамору вскинул брови. — Рю держится. Да и мама с папой с ним. Вряд ли они уже ушли. Нам по-любому вместе возвращаться в отель. Но они просто не могли так быстро от него уйти.

— Потому и прошу, — всхлипнула. — Я не знаю, жив ли мой папа, жив ли мой друг. Не представляю, где моя мама. Но твои все живы. Вот и иди к ним, побудь с ними, раз такая возможность есть, — вздохнула, — В этой жизни мы не можем представить, до какого дня мы с нашими близкими вместе. Вот и моя мама так внезапно ушла, — всхлипнула, — или умерла.

— Нет, я тебя не оставлю так! — проворчал мальчик, обнимая меня за плечи.

И с полчаса или больше рядом просидел, пока я его не выгнала. Ну, просто… мало ли что с ними может случиться, с его близкими? А он пока вполне может с ними поговорить. И каждое мгновение ценно, пока мы еще можем с близкими говорить. Жаль, только понимаем, когда уже кого-то теряем. Когда уже потеряли навсегда. Вдруг мама уже не вернется никогда?

Мамору хоть и неохотно, но наконец-то ушел. И я еще сидела в стороне от реанимации сколько-то. Потом понадобилось сходить по нужде. Ну, и просто ноги немного размять. Сразу пойти не смогла: словно тысячи иголок вонзилось в голени и ступни. Охнула, согнулась. Не сразу смогла сделать первый шаг. Еще несколько шагов. Но прошла всего ничего и растерянно остановилась.

Мамору сидел на скамейке, рисовал, нагнувшись над большим блокнотом. Нет, сорвал лист, скомкал, отбросил, не глядя. На скамейке сбоку от него, на полу вокруг него лежали мятые листы. Белый край, большой и что-то зеленое видно, цвета свежей весенней листвы. Нежно-зеленое и, судя по многочисленных штрихам, утончающимся к краям, пушистое. Меховое и… зеленое?..