Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Максим не знал, что сказать. «Я сплю, наверное, — подумал он. — Сейчас вот ущипну себя и проснусь». Глядя на длинные ноги кирилловой сестры, он изо всех сил цапнул себя за пухлое предплечье. Во сне это срабатывало. Сработало и сейчас: Максим не почувствовал боли и оттого даже успокоился. Зарождающаяся паника никуда не делась, но сбежала куда-то на периферию сознания.
— Ну, начнем, пожалуй, — прозвучало из-за шкафа. — Ты, Максим, отвернись, не надо тебе на это смотреть.
Максим вздрогнул, ибо почувствовал, как невидимая сила ухватила его за голову и повернула лицом к телевизору. Тело его парализовало. Он сорвался бы в крик, однако же ни пошевельнуться, ни сказать что-либо он не мог. Перед ним темнел выключенный телевизор, в котором искаженно и смутно отражалась вся комната. И тогда Максим понял, почему не могут пошевелиться его родители, почему статуей застыл бандит по имени Сергей.
Как и в прошлый раз, кровать заскрипела от тяжести переваливающегося на бок, чтобы встать, тела. Вслед за тем Максим услышал мерный гул. Звук этот исходил одновременно отовсюду и чем-то отдаленно напоминал дальний шум машин. Гул то нарастал, то отдалялся. Максим непонятным образом чувствовал силу, что наполняла этот шум. Тела людей, сидевших за столом, вдруг начали двигаться. В тусклом отражении экрана Максим увидел, как его родители и бандит принялись раскачиваться взад и вперед, а руки их — подниматься и опадать, будто управляемые невидимыми нитями. «Это не мои папа и мама, — сказал про себя Максим. — Это куклы».
Тело его было по-прежнему скованно. Люди за столом, не прекращая раскачиваться, одновременно взяли что-то со стола. Максим, как мог, напряг зрение, но не разглядел — все же не в зеркало смотрел. Затем каждый из сидевших замер, поднял руку и резко провел себе по горлу. Мгновение ничего не происходило, а затем на шеях родителей и бандита проявились полосы, из которых толчками начало выливаться что-то темное. По маминому платью стремительно растеклось пятно.
Гул стих. Сама собой открылась форточка, и в комнату ворвался холодный воздух. Максим сглотнул слюну и заставил себя отвести глаза от экрана телевизора. «Нет, все-таки это сон. Страшный такой, в котором папа и мама умерли. Скоро проснусь», — окончательно решил он.
— Вот теперь можно, — послышался голос Кумадея-старшего. Затем он вышел из-за шкафа.
«Точно сплю», — подумал Максим. В отражении телевизора были плохо различимы детали, но мальчик ни капли не сомневался в том, что Леонид Борисович Кумадей — не человек. Грузно переваливаясь, к столу двинулось бесформенное, бледно-серого цвета существо. В свете люстры блестела чешуя, покрывавшая тело твари. Двигалась она на четвереньках, почти прижавшись к полу, медленно и неповоротливо. «Интересно, — подумал Максим, разглядывая существо. — А Кирюха кто?».
— Кирюшка-то? — вслух ответил Кумадей. — А сейчас сам увидишь.
От стены отделилась фигура девушки, которая все это время стояла неподвижно. Она подошла к существу и встала перед ним на колени. Через мгновение изумленный Максим увидел, что девушка и есть Кирилл: за долю секунды женское тело деформировалось и приобрело знакомые черты мальчика-подростка. Неуклюжее тело монстра чуть приподнялось и всосало в себя тело Кирилла. «Хорошо, что я сплю, — заключил Максим. — А то бы стошнило».
— Нет никакого Кирилла. И девочки, которую, кстати, Анечкой зовут, тоже нет, — хихикнула тварь. — Это все я один.
Кумадей подобрался к тазу, в который успело натечь из шеи бандита, и принялся жадно лакать. Осушив таз и сытно отдуваясь, тварь поползла к следующему тазу, над которым склонилось одеревеневшее тело мамы Максима.
— Мы давно здесь живем, Максимк. Еще города не было, когда мы здесь появились. И вот как бы нам да не жить, если получается.
Он подкормился из таза с кровью Алены Тужилиной и двинулся к мертвому папе Максима, приговаривая:
— Есть у меня Кирюшка да Анечка. Кирюшка мне одних приводит, а Анечка — других. Вот так, раз в год приходится вас в гости звать. Один раз позвал — целый год отдыхаю. Некоторым звоню сам, чтобы ко мне пришли. Как папка с мамкой твои… Они податливые, не то что многие. Позвонил, погудел в трубку и все. Пришли.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Кумадей осушил последний таз с кровью. Затем повернулся в сторону Максима и, сопя, двинулся к нему. Мальчик смотрел в отражение, как приближается его смерть, и настойчиво пытался проснуться. Ничего не получалось.
Внезапно Максим почувствовал, что тело его сверху до самого пояса обрело чувствительность. Однако ноги были по-прежнему парализованы. Длинная, покрытая чешуей рука, вывернутая под неправильным углом, ловко вставила в приставку картридж, а затем щелкнула пультом от телевизора. И только тогда Максим понял, что не спит, и заплакал.
Раздался тихий треск, напомнивший мальчику звук разрезаемого арбуза. Дома арбуз всегда резал папа, а Максим с мамой сидели за столом и наблюдали, как ловко он управляется с ножом.
Вблизи кто-то кашлянул.
Это был Кирилл. Он уселся рядом с Максимом, сложив ноги по-турецки, и зевнул.
— Бери джойстик, Язон дин Альт, — сказал Кумадей. — Три раунда в «Мортал Комбат» сыграем. Победишь — отпущу. Проиграешь — батя съест. Готов, жирный?
Максим вздохнул, вытер слезы и взял в руки джойстик. Он решил пережить эту ночь. Во что бы то ни стало.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Юлия Саймоназари
Артист
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Автор о себе: «Родилась в 1987 году в военном городе Эмба-5, Актюбинская область. В 2000 году с семьей переехала в Самару на постоянное место жительства.
В 2004 году окончила школу. В 2009 получила диплом Самарского государственного социально-педагогического университета по специальности „Журналистика". Во время учебы и после окончания работала корреспондентом в газете и на телевидении. Затем сменила род деятельности и заняла должность PR-специалиста в туристической компании».
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Вечерние прогулки на Панской пешеходной улице в третий месяц весны, когда брусчатка, полностью очистившись от грязной наледи и мутных луж, высохла, и стук женских каблучков будоражит воображение будущими приятными знакомствами с продолжением (а впереди еще бездонная прорва теплых дней) Максим любил больше всех других вечеров в году. Каждый раз, попадая на Панскую после пяти, молодой человек улавливал присутствие чего-то незримого, таинственного, еще не наступившего, но уже грядущего. В последнюю