Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да. Фактов. Ты – ничто, и люди, нанявшие тебя, тоже ничто. Главное в том, почему они на это пошли и как им удалось добиться успеха. Один человек, десять, даже миллион – ничто для Великого Деспота, который считает планеты в своих владениях сотнями тысяч. Для него единица измерения – общество. И теперь будет изучено общество, в котором ты вырос, а особенно то общество, откуда были нанявшие тебя люди. Что заставило их поверить в то, что насилием можно чего-то добиться? Что это за общество, где на убийство смотрят сквозь пальцы, игнорируют – и даже смиряются с ним? Оно не имеет права распространять эту заразу. Убивает общество, а не личности. Ты – ничто, – бросил робот, входя в экран, и исчез.
А Джейген так и не понял, действительно ли он уловил оттенок злобы в последних словах машины.
Перевод П. Киракозова
– Нет, вы только на них посмотрите, – сказал патрульный Чарли Вандин, указывая большим пальцем на серый фургон, припаркованный на противоположной стороне дороги, и презрительно сплевывая в его сторону. – Ну прямо стервятники – сидят и ждут своего часа. Стервятники, да и только!
– У ребят из БИТа своя работа, вот они ее и делают, – отозвался доктор Хойланд, пытаясь нащупать пульс у лежащей без сознания девушки. – Что ответила «скорая», Чарли? Скоро они будут?
– Минут через десять, не раньше.
Они получили вызов, когда были на другом конце города. Он взглянул на распростертую на земле худенькую девушку в дешевеньком ситцевом платье, залитом кровью, и с похожей на тюрбан повязкой на голове. Девушка была очень молоденькая и довольно хорошенькая. Он быстро повернул голову – так и есть, серый фургон БИТа стоял на том же месте.
– Ох уж этот БИТ! – громко заметил молодой патрульный. – А знаете, док, как их еще называют?
– Банк изопластической трансплантации…
– Нет. Ну вы же понимаете, что я имею в виду. Люди называют их «пожирателями мертвечины», и, по-моему, вполне заслуженно.
– Лично я считаю, что говорить так – недостойно полицейского. Они делают очень важное дело. – Голос врача звучал напряженно: пульс под его пальцами становился все слабее и слабее, как взмахи крылышек умирающего мотылька, и ему приходилось уже изо всех сил сжимать тоненькое запястье лежащей на земле девушки. – Нет, Чарли, похоже, ей не вытянуть. Думаю, и «скорая» ей уже вряд ли поможет. Крови она потеряла не так уж много, но… у нее снесено полголовы.
– Сделайте же что-нибудь!
– Боюсь, Чарли, я тут бессилен. – Он расстегнул воротничок ее платья и ощупал шею. – Пометь в отчете, что у нее не было ни цепочки, ни медальона.
– Вы уверены? – спросил патрульный, открывая блокнот. – Может, цепочка просто порвалась и медальон соскользнул под платье…
– Может, только вряд ли. Эти цепочки очень прочны. Может, сам поищешь?
Чарли, которому было уже под тридцать, все еще не утратил юношескую способность краснеть.
– Зачем же издеваться, док? Я спросил потому, что это мой долг. Мы должны быть уверены.
– Лично я абсолютно уверен. Так что можешь так и записать, проставь время, а заодно и опиши, что сам видел.
Он поднялся и помахал рукой. Серый фургон БИТа с ворчанием ожил, развернулся и двинулся к ним.
– Что вы делаете?
– Она мертва. Не дышит, и пульса нет. Умерла, как и те двое. – Он кивнул на все еще дымящиеся невдалеке останки пикапа. – Просто на несколько минут позже, чем они. Понимаешь, Чарли, в принципе можно считать, что она была мертва уже в тот момент, когда они врезались в дерево. У нее не было ни единого шанса.
Позади них скрипнули тормоза и послышался звук открываемой задней двери фургона. Из кабины выскочил человек в аккуратном сером, под цвет фургона, комбинезоне, на нагрудном кармане которого красовались белые буквы «БИТ». Направляясь к ним, он на ходу наговаривал в диктофон:
– Восьмое апреля тысяча девятьсот семьдесят шестого года, шоссе номер тридцать четыре, приблизительно в семнадцати милях к западу от Логанпорта, штат Джорджия. Жертва автокатастрофы – женщина, белая, возраст около двадцати лет, причина смерти… – Он сделал паузу и взглянул на доктора Хойланда.
– Обширная травма мозга. Почти полностью отсутствует левая часть лобной доли.
Когда к ним подошел водитель фургона со складными носилками, тот, что подошел первым, повернулся к полицейскому:
– Патрульный, остальным мы займемся сами. Вы с доктором можете быть свободны. Благодарю за содействие.
Чарли так и взвился:
– Вы еще будете мне указывать!
Хойланд взял его за руку и отвел в сторону:
– Послушай, с этого момента у тебя прав находиться здесь не больше, чем присутствовать в больнице во время операции. Они должны заняться своим делом как можно быстрее.
Чарли постепенно успокоился и, услышав вой приближающейся кареты «скорой помощи», отправился к шоссе, чтобы сообщить медикам, что они опоздали. Он шел к дороге и не видел, как за его спиной люди из БИТа, наклонившись над телом девушки, начали срезать с нее платье. Покончив с этим, они быстро положили тело на носилки и прикрыли его стерильной пленкой. Загружая носилки в кузов фургона, они лишь слегка приподняли нижний край плотной шторы, не позволяющей увидеть, что там внутри.
Когда Чарли вернулся, люди в сером уже закрывали дверцу фургона. У самых своих ног на земле он увидел заляпанное кровью одеяло, которое принес из патрульной машины, чтобы укрыть девушку, и лоскутья того, что когда-то было ее платьем. Из торчащей над крышей фургона трубы вился легкий парок.
– Док, а что они делают там внутри?
Доктор чувствовал, что страшно устал. Ночью ему не спалось, и сегодня с самого утра он был в прескверном настроении.
– Ты ведь и сам не хуже меня знаешь, что они там делают, – огрызнулся он. – Они делают очень полезное, жизненно важное дело. Только дураки и сумасшедшие могут думать иначе!
Направляясь к своей машине, чтобы по радио доложить о происшествии, Чарли сердито буркнул себе под нос: «Стервятники», но так, чтобы доктор не услышал.
Рождество 1999 года было праздником особенным. Людей возбуждала даже сама мысль о том, что через несколько дней начнется новое столетие, а кроме того, предпраздничное настроение подогревалось всеобщим процветанием и снижением налогов, которое преподнес стране в качестве рождественского подарка президент Гринстейн. К тому же в этот раз Рождество приходилось на понедельник, а значит, добавлялся еще один выходной день. Короче говоря, четырехдневные праздники обещали быть очень и очень веселыми. Как выражался один шутник, за эти дни будет выпито столько, что хватило бы, чтобы удержать на плаву линкор. И вполне возможно, что шутник был не так уж далек от истины, – если, конечно, линкор окажется не слишком большим.