А еще через день в город примчался гонец от Тевтата. Он привез известие о гибели Бранея и разгроме его семитысячного отряда под Имахарой.

– Это случилось накануне перед заходом солнца, – рассказывал гонец. – Сначала римляне напали на лагерь Бранея со стороны Эрики. Их было около двенадцати тысяч. Галл вывел против них всех своих воинов. В разгар сражения открылись ворота Имахары, и не менее четырнадцати тысяч войска во главе с квестором Тубероном ринулись на восставших с тыла…

Из рассказа гонца Мемнон заключил, что квестор и легат каким-то образом смогли заранее договориться между собой о совместных действиях. Очень уж согласованно действовали римляне, совершившие нападение на лагерь Бранея почти сразу с двух сторон. Гонец рассказал, что в самом начале сражения галл послал несколько всадников в главный лагерь, но помощь Тевтата запоздала. Два его легиона подошли к месту сражения, когда уже совсем стемнело. Римские военачальники точно рассчитали время, начав свои действия менее чем за два часа до заката. Квестору Туберону удалось вывести из осажденного города две трети своих солдат. Вместе с двумя легионами Лабиена он отступил в Эрику. Римское войско вновь собралось воедино. А на следующий день после битвы, когда Тевтат и Думнориг были заняты похоронами павших, стало известно, что римляне еще ночью оставили Эрик. Квестор отвел войско в Центурипы, куда немногими днями раньше, покинув Гелазий Философиану, прибыла вся конница римлян.

В календы квинтилия (1 июля) консульские легионы, потерявшие за сорок дней после переправы в Сицилию свыше восемнадцати тысяч солдат убитыми и ранеными, встречали в лагере под Центурипами своего предводителя, прибывшего из Мессаны. Все ждали от консула самых решительных действий и рвались в бой с жаждой отомстить беглым рабам за понесенное поражение. Но Аквилий воочию убедился в плачевном состоянии войска. Боеспособных воинов, включая конников, оставалось не более двадцати шести тысяч. Много было раненых. Необходимы были подкрепления, и консул вынужден был заняться тем же, чем до него занимались его предшественники, – набором солдат среди провинциалов и граждан италийских муниципиев.

Хотя для римлян весенне-летняя кампания в Сицилии закончилась серьезным поражением под Имахарой, восставшие также не могли объявить себя победителями. Они лишились своего царя, который геройски погиб у Халкидской горы. Его звездному предсказанию о том, что он будет полновластным царем Сицилии, не суждено было сбыться.

После неудачи экспедиции Сатира и Лукцея Мемнон не отказался от намерения переправить в Италию хотя бы одну тысячу бойцов. Он дожидался в Абриксе благоприятной погоды и готовил к плаванию легкие корабли (все квадриремы и триремы были уничтожены бурей).

Когда море успокоилось, александриец приказал спускать уцелевшие корабли на воду. Они были загружены провиантом и тем оружием, которое привезли с собой в Абрикс Тевтат и Думнориг. На полях двух больших сражений под Имахарой его было собрано немало. План оставался прежним. Мемнон наметил по карте, что предстоит сделать эскадре Сатира. Она должна была пересечь море от Абрикса до мыса Левкопетры и потом, если не помешает обратный ветер, пройти вдоль берега около двухсот миль до мыса Кримиза. Тарентинец со своим отрядом должен был высадиться на этом мысе и, бросив корабли, двинуться к Петелийским горам, чтобы найти в них подходящее место для устройства лагеря и оттуда совершать вылазки в ближайшие латифундии, освобождая и вооружая рабов. При первых слухах о переходе кимвров через реку Пад восставшие должны были из Лукании перейти в Апулию, а затем в Кампанию, призывая к оружию рабов и всех недовольных римским владычеством.

Но и от этого нового морского похода пришлось отказаться.

Римский сенат, обеспокоенный сообщениями об упорном стремлении сицилийских мятежников высадиться в Италии, еще в начале июня приказал Мизенскому флоту двинуться к берегам Сицилии не только для охраны пролива, но и для уничтожения кораблей, захваченных мятежниками, на всем побережье острова.

Узнав, что римский флот, пройдя пролив, уже находится близ Тавромения, Мемнон приказал сжечь все корабли, стоявшие в гавани Абрикса.

На военном совете было решено отвести войско на отдых в Триокалу.

Относительно Абрикса возникли разногласия. Сатиру жаль было оставлять захваченный им город. Он хотел остаться в нем, чтобы восставшие имели в восточной части острова хотя бы один опорный пункт, но Мемнон доказывал ему, что римляне не замедлят осадить Абрикс с суши и с моря, а город не подготовлен к тому, чтобы выдержать долгую осаду – недоставало съестных припасов.

Сатир скрепя сердце вынужден был согласиться с доводами александрийца.

От Абрикса первый стратег повел войско к Триокале и прибыл туда на шестой день похода.

* * *

Пока в Сицилии происходили описанные выше события, до Рима докатились слухи о начале наступления кимвров в Транспаданской Галлии. Эти слухи отчасти подтвердились: кимвры обвинили римлян в нарушении перемирия и, угрожая походом на Рим, потребовали, чтобы Марий увел свои легионы за реку Пад. Не только в Риме, по всей Италии жители приносили богам умилостивительные жертвоприношения. Страх повсюду был великий.

Легионы Мария и Катула еще весной заняли местность близ Вероны. Она называлась Раудинскими полями139. Это было нарушением заключенного между Катулом и Бойоригом перемирия, но Марий при встрече с кимврскими послами объявил им, что римляне не допустят дальнейшего пребывания варваров на территории своей провинции. Послы кимвров вели себя заносчиво, осыпая римлян бранью и угрозами. Арпинец, чтобы не остаться в долгу, велел привести к ним плененных тевтонских «конунгов» со связанными руками (они были захвачены секванами при их попытке вернуться в Адуатуку и отправлены к Марию в знак верности заключенному с ним союзу).

– Негоже вам будет уйти, не обняв своих братьев, – сказал Марий кимврам напоследок.

Послы ушли от Мария, пылая гневом и местью.

В середине месяца квинтилия (июля) пятнадцатитысячная конница кимвров появилась в окрестностях Вероны. Ее привел туда сам Бойориг. Как рассказывает Плутарх, царь кимвров с небольшим отрядом подъехал к валу римского лагеря и, вызвав Мария, предложил ему назначить день и место сражения. «Марий ответил ему, что никогда еще римляне не совещались о битвах с противником, но он сделает кимврам эту уступку». Вожди двух народов договорились, что встретятся на равнине у Верцелл, где в то время находился главный лагерь кимвров.

Марий после своей победы над тевтонами стал смелее и решительнее. Его уже не так пугала численность варваров. Представляя себе будущее сражение, он по-прежнему возлагал большую надежду на использование дротиков как самого грозного и истребительного оружия в борьбе с многочисленным врагом. Утяжеленные дротики, сыгравшие столь большую роль в битве при Аквах Секстиевых, он оставил на вооружении своей армии, но не обошел вниманием обычные пилумы и более легкие копья. Заказывая их в римских и италийских мастерских, он приказывал оружейникам внести в них небольшое изменение. Плутарх писал: «Марий впервые ввел новшество в устройстве копья. Раньше наконечник крепился к древку двумя железными шипами, а Марий, оставив один из них на прежнем месте, другой велел вынуть и вместо него вставить ломкий деревянный гвоздь. Благодаря этому копье, ударившись о вражеский щит, не оставалось прямым; деревянный гвоздь ломался, железный гнулся, искривившийся наконечник прочно застревал в щите, а древко волочилось по земле». Расчет был простым и верным: неприятельскому воину не удавалось быстро избавиться от дротика, вонзившегося в его щит, который ему приходилось бросать и вступать в рукопашный бой с открытой грудью. Таким образом Марий намеревался посеять в рядах противника суматоху и замешательство, которые при большей организованности и слаженности легионов могли облегчить ему задачу полного расстройства громадного и малоподвижного варварского войска.

Сражение у Верцелл произошло за три дня до календ секстилия (29 июля) 652 года от основания Рима.

Плутарх, использовавший в своем сочинении «Воспоминания» Луция Корнелия Суллы140, который был легатом Катула, писал: «В назначенный срок оба войска выстроились друг против друга… Пехота кимвров не спеша вышла из укрепленного лагеря. Глубина строя у них была равна ширине… А конница, числом до пятнадцати тысяч,