Он вскакивает на ноги, почти соскакивает с трона, прежде чем понимает.

Это икинри’ска, обернувшаяся против него. Сила, чью подлинную мощь он лишь недавно испробовал, – и Подменыш пустил ее в ход с небрежностью мужчины, который тычет пальцем в трактирную девку. Легкая текучая сила, которую не сдерживают ни отсутствие силы воли, ни сомнения, ни жалкие остатки самости. Рингил смотрит Кормориону Илусилину Мэйну в глаза, и ничто в них не напоминает о человеческой сути.

«Чем глубже ты погружаешься в икинри’ска, тем меньше она становится твоим инструментом, тем больше ты становишься ее вратами и руслом». Хьил достаточно часто говорил ему об этом, но до сих пор Гил на самом деле не понимал, что пытается сказать обездоленный князь. Он никогда не задумывался – возможно, икинри’ска ему этого не позволяла, – куда ведет дорога.

Он падает обратно на согретые деревянные изгибы трона, как марионетка с перерезанными нитями. Хватается за дубовые подлокотники со всей силой, на какую способны его руки. Понимает: что бы ни случилось – он не должен отказываться от этого места.

Иллракский Подменыш яростно вопит оттого, что его трюк не удался, и прыгает вперед невозможно быстро и высоко для столь иссохшего и изодранного существа. Приземляется коленом в грудь Рингилу, впившись влажными руками, словно когтями, ему в плечи. Грязная бледная физиономия нависает над Гилом, губы беззвучно, с усилием движутся, глаза глядят слепо. Волосы свисают Подменышу на лицо, воняют морем и другими, менее понятными глубинами. Темный Король излучает стальную силу, против которой Гил не может изыскать никаких средств. Подменыш тянет обеими руками, откидывается назад и срывает Гила с трона как ребенка.

– Иду домой.

Наконец-то слова – слоги древнего мирликского, которые Рингил едва может расшифровать, с шипением рвутся из бледных разорванных губ; как он теперь начинает понимать, это существо прокусывало их снова и снова на протяжении своего бесконечного ожидания…

– Возвращаюсь домой, Си… Это место – мое…

– Ага, ни хера подобного.

Оба спотыкаются, хватаются друг за друга, как драчуны в таверне, отчаянно нуждающиеся в ноже, который упал куда-то, где ни один из них не может его увидеть. Существо, которое когда-то было Корморионом, пытается его одолеть, пытается подобраться ближе к трону, и Гил ни хрена не может с этим поделать…

Он пускает в ход маджакский борцовский захват. Сбивает Подменыша с ног, опрокидывает, переносит драку на пол. Они тяжело падают на мокрый песок. У Гила, готового к падению, вышибает почти весь воздух из легких. Он отчаянно катится вместе с Темным Королем подальше от трона, высвобождает одну руку и пытается ткнуть противника в глаза или в рот. Засовывает средний палец сквозь изжеванные губы, крепко вцепляется в щеку, пытается ее разорвать. Подменыш извивается, наносит удар головой, от которого Гилу не увернуться, он принимает его на боковую часть лица, и боль пронзает щеку, а потом та теряет чувствительность…

Корморион Илусилин Мэйн делает что-то нечеловеческое со своей челюстью, вывихивает ее вбок и хватает палец Рингила, втягивает его в зону поражения.

И кусает изо всех сил.

Гил кричит и пытается держаться, но это бесполезно. Подменыш грызет пойманный в ловушку палец и рычит на противника сквозь искривленные, искусанные губы. Боль усиливается – она не должна быть такой, это всего лишь гребаный палец, но все же она усиливается: превращается в муку и распространяется по всему телу, порождая слабость. Он чувствует, как существо, которое было Корморионом, перемещает свой вес, он упирается, чтобы помешать этому движению, но опорная нога скользит среди комьев мокрого песка. Темный Король забирается верхом на Гила, продолжая терзать его зубами, свирепо дергает головой вверх и в сторону, отрывает первые две фаланги изувеченного пальца и плюет ими в лицо противнику. Ухмыляется с триумфом, и окровавленные губы снова произносят слова:

– Иду, Си… Ситлоу, я иду домой…

Ошарашенный Гил бьет его искалеченной рукой, но это ерунда – это больше похоже на жестокую ласку. Корморион отмахивается от удара, выпрямляется, продолжая сидеть верхом на поверженном противнике. Рубит его по горлу с убийственной силой.

Рингил лежит и задыхается, не в силах пошевелиться.

Темный Король слезает с него, тяжело дыша. Немного пошатываясь, выпрямляется и наконец смотрит вниз. Его глаза все еще слепы и непроницаемы, но Иллракский Подменыш поднимает левую руку и странным, на удивление нежным жестом очерчивает дергающееся тело Гила. Кажется, боль, в которую тот погрузился, начинает убывать. Но вместе с нею убывает и его суть.

«Грядет битва. – Он вспоминает, как карга у Восточных ворот прорычала ему свое пророчество. – Сражение сил, каких ты еще не видел. Битва, которая разрушит тебя, разорвет на части.

Восстанет Темный владыка».

Его губы кривятся в безнадежной гримасе. Надо же, когда-то он тревожился, что сам может оказаться этим владыкой.

Корморион Илусилин Мэйн направляется к трону. Поворачивается с почти чопорным видом, чтобы присесть.

Но там что-то есть.

Поле зрения Гила пятнится и быстро тускнеет. Но ему кажется, что на троне уже кто-то сидит – похожий на призрака, но обретающий четкость, – и Подменыш, ничего не замечая, садится ему на колени.

Тонкие руки тянутся вокруг и вверх. Движение одновременно томное и молниеносное. Вспышка животной тревоги на бледном лице – вот и все, на что хватает времени Подменышу. Изящные руки с длинными пальцами обхватывают его голову сверху и снизу, плотно прижимаются и впиваются ногтями в глаза и рот, глубоко зарываются, загоняют внутрь пальцы вслед за ногтями, вплоть до второго сустава.

Корморион издает невнятный отчаянный вопль – всего единожды.

Затем одним быстрым движением изящные руки поворачивают голову Подменыша набок и отрывают ее – нижняя челюсть отделяется от черепа, кровь и кусочки хряща летят во все стороны, – отрывают ее напрочь.

Жизнь потихоньку возвращается к нему.

Что бы ни погубило Кормориона, оно встает, и тело Подменыша падает с его колен, как пустой костюм, валится кувырком на мокрый песок и лежит там, истекая кровью. Стройная гибкая фигура переступает через останки и шагает к Гилу. На незнакомце иссиня-черная мантия с изысканным капюшоном. Он склоняется над Гилом: тонкие черты его лица выражают спокойствие и легкую озабоченность.

– Дело сделано, – говорит ему голос сквозь глухой рев в ушах. – Корморион наконец-то отправился в пустоту.

– Мама?

Существо подхватывает его на руки, поворачивается и несет обратно к трону. Подняв глаза, Гил видит, что это не совсем его мать. В чертах лица и впрямь есть что-то от Ишиль, но это Ишиль, которая никогда не страдала и не была вынуждена усвоить горькие уроки, ставшие частью жизни в Трелейне, рядом с Гингреном. К тому же этот лик явно менее женственный, чем все лица матери, какие он помнит. В нем есть что-то воинственное, почти мужское. И в руках, что его несут, ощущается неколебимая железная мощь – они лучатся ею, как теплом, как будто питая его новой силой.