– Нет, но будут. Все станет таким, каким было когда-то. Взгляни туда.

Она взмахивает рукой, указывая на склон холма. Рингил смотрит против воли – и видит собравшееся там войско двенд, тысячи их. Шеренга за шеренгой одетых в черное, закутанных в плащи фигур в безликих гладких шлемах, с оружием на плечах или в ножнах, неподвижных как статуи. Все они обращены в его сторону. Шлемы цельные, идеально подходящие к черным доспехам, стирающие любые признаки черт за дымчатым стеклом забрала.

Но Рингил знает, что они смотрят на него, и от этого знания словно лед ползет по спине.

Шмыгнув носом, он прогоняет холод. Вынуждает себя нацепить боевую ухмылку.

– Если они все думают, что я услужу им, как твоему братцу… м-да, натрут мне там все до охуения.

Рисгиллен не клюет на приманку. Она качает головой.

– Они ждут своего старого военачальника. Его приход как ничто объединил олдрейнов с той поры, как мы были изгнаны. И когда он к ним вернется, они последуют за ним из Серых Краев и вступят в битву с ветхим подобием Империи, которую Черный народ сколотил в наше отсутствие, чтобы сокрушить ее.

– Не думаю, что твоим войскам понравится ихельтетская погода, Рисгиллен. Весь этот ослепительный солнечный свет, эти яркие голубые небеса. Они ведь там уже один раз облажались, помнишь?

Она улыбается.

– Но голубого неба больше не будет, Рингил. Ты не знал? Утонувшие Дщери Ханлиага вновь зашевелились, и они готовы опять погрузить мир в тень. И клан Талонрич прямо сейчас готовится вздрючить их пожестче там, где это принесет наибольшую пользу. – Еще один широкий жест, на этот раз – указывающий на вершину холма и клубящуюся тьму, которая там угнездилась, словно буря на цепи. Ее голос становится оживленным. – Смотри – это Когти Солнца, набирающие силы под руководством призывателей бури. Это глашатай прихода Кормориона, боевая сирена, за которой олдрейны пойдут на войну. Это средство вернуть наконец то, что издревле по праву принадлежит нам.

Он все еще не может точно определить, что такое Когти Солнца, но у него на глазах синие линии, похожие на письмена, пробиваются сквозь бурлящую черноту – и появляется двенда. Без шлема, бледное лицо и иссиня-черные длинные волосы обнажены – и он достаточно близко, чтобы Рингил его узнал.

Латкин из клана Талонрич, которого он в последний раз видел стирающим с себя плоть морпеха-сержанта Шахна, как шлюха в конце ночи стирает макияж. Его руки в черных перчатках, и правой он держит за лезвие длинный меч – «Эх, Гил, никто нам не даст награду, если мы угадаем, что это за меч…» – а в левой виднеется что-то еще. Поначалу Гил не может разглядеть, что это за штука, но, когда двенда спускается по склону, он все понимает – и его сердце в стянутой веревками груди начинает колотиться.

Это шипастая железная корона, и он ее уже видел.

Его собственный призрак носил ее, сидя напротив него у костра Хьила, в Серых Краях, ухмыляясь, как череп.

Латкин достигает края каменного круга, неловко перекладывает корону в ту же руку, которой держит меч, и быстро рисует серию символов в воздухе, прежде чем переступить через пролегающий там невидимый порог. Меч приходит в неистовство. Жало хлещет в воздухе, как обезумевшая змея. Гил видит, как призыватель бури гримасничает и крепче сжимает клинок рукой в перчатке.

– Может, чуть-чуть поможешь? – рявкает он на Рисгиллен. – Возьми хотя бы это.

Она подходит к нему, берет корону обеими руками и несет ее Рингилу. Надевает ему на голову, по-залихватски сдвинув набекрень. Холодное косое прикосновение железной ленты к лбу. Рисгиллен отступает назад и оглядывает его.

– Тебе идет, – мрачно говорит она.

Латкин вновь берется за меч Иллрака, на этот раз двумя руками. На миг с благоговением поднимает, словно предлагая клинок небесам, а затем вонзает лезвие на фут в землю внутри каменного круга, в паре ярдов от того места, где привязан Рингил. Холодный жалобный крик пронзает воздух – словно заблудившаяся одинокая чайка над бескрайним свинцовым океаном. Невозможно сказать, откуда он исходит, кажется, что его несет ветром со всех уголков неба сразу. Меч дрожит в земле.

– Вот и все, – говорит призыватель бури. – Он здесь, без сомнения.

Рисгиллен нетерпеливо жестикулирует.

– Тогда чего же мы ждем?

Латкин пожимает плечами. Он снова с любовной осторожностью вырывает меч из земли и несет его Рингилу. Жало извивается, заостренный конец царапает и тычется в пустоту. Рингил сжимает кулаки. Рисгиллен видит это и улыбается. Она кивает на веревки, связывающие его грудь, и одна из них высвобождается из-под его руки, обвивается вокруг левого плеча и быстро спускается вниз, мимо локтя, обхватывая его обнаженное предплечье и запястье, обрастая лозами-потомками, каждая из которых выискивает палец и оттягивает костяшки одну за другой, выпрямляет всю ладонь и держит ее наготове, чтобы принять меч.

«Фирфирдар, если ты когда-нибудь была на моей гребаной стороне, сейчас бы самое время появиться и продемонстрировать этот факт».

– Темный двор не будет вмешиваться, – рассеянно говорит Латкин, как будто Гил произнес это вслух. – Им не позволено иметь столько власти. Никому не позволено с той поры, как мир был переписан, – даже тем, кто первыми написали текст. И твое владычество над икинри’ска тебе здесь не поможет. Талонрич держит эту силу под контролем.

Он дергает подбородком, указывая на беспокойную бурю на вершине холма, на тьму, которую сдерживают там.

– Здесь присутствует бо́льшая часть клана. Их объединенная воля противостоит твоей. Я не мой кузен Атальмайр – я не рискую понапрасну.

Рингил обнажает зубы.

– Ах да, твой кузен Атальмайр умер, визжа как свинья. Я разрубил его на части. Просто чтобы ты знал.

На бледном, как кость, лице Латкина подергивается мускул. Что-то темное и извращенное внутри Гила радуется от этого зрелища, как будто ему удалось вонзить острие кинжала в плоть призывателя бури.

Вред причинен.

«На что еще, кроме смертоубийства с применением остро заточенной стали, ты действительно годишься, Рингил Эскиат?»

«И в самом деле, на что еще?»

– Ну, ты-то не умрешь, – бесцветным голосом сообщает призыватель бури. – Во всяком случае, не в том смысле, в каком вы понимаете это слово. Но до конца жизни будешь в ловушке собственной плоти, глядя на мир глазами Кормориона Илусилина Мэйна. Я попрошу его, в качестве личного одолжения, разыскать твою семью и друзей, когда он возьмет мир штурмом, и обойтись с ними чрезвычайно особенным образом, чтобы ты мог наблюдать. Я полагаю, ты уже кое-что видел из методов, которыми мы наказываем непокорных.

Он поворачивается к Рисгиллен.

– Хочешь что-нибудь сказать?