Но на дне переговоров таилось желание обоих городов начать новую войну. «С римской стороны была ярость из-за неспровоцированного нападения побежденного ранее врага, – говорит Ливий, – [а] со стороны карфагенян – горькое чувство обиды на действия, которые ощущались как захват и тираническое отношение со стороны их победителей».23 Когда старший римский посол закричал, что он привез в складках своей одежды и мир, и войну, и позволит выпасть войне, если оппоненты не будут вести себя аккуратно, карфагенские сенаторы закричали в ответ: «Мы принимаем ее!»24

Итак, в 218 году Ганнибал направился к Альпам. Он оставил своего брата Ганно[263] управлять Иберийской колонией и взял с собой армию, которая состояла в общей сложности из более ста тысяч пехотинцев, примерно двадцати тысяч всадников и тридцати семи слонов.[264]

В ответ римляне отправили два флота: один – к северо-африканскому берегу, а другой, под командованием консула Публия Корнелия Сципиона, – к Иберийскому полуострову. Корнелий Сципион, встав на якорь в устье Роны, намеревался перехватить Ганнибала с армией до того, как они успеют пересечь реку – но войско Ганнибала двигалось намного быстрее, чем ожидалось, так что Сципион прибыл к месту переправы на три дня позднее. Ганнибал находился уже на пути к горам.25

Там его люди встретились с большей проблемой, чем могли бы римляне. В большинстве своем солдаты Ганнибала выросли в Африке, и испанский берег был самым холодным местом, которое они знали; их ужасала мысль о спусках по крутым неразведанным склонам, а первый их взгляд на Альпы никак не помогал успокоиться. «Пики, подобные башням, – говорит Ливий, – покрытые снегом вершины, парящие в небе, грубые хижины, прилепившиеся к скалам, звери и рогатый скот, дрожащие, тощие от холода, люди со встрепанными, грубыми волосами, вся природа, живая и неживая, застывшая от мороза, – все это, а также другие ужасные картины, которые нельзя выразить словами, дали свежую пищу их опасениям».26 Вдобавок им постоянно угрожали дикие местные племена; в первой такой атаке карфагенские лошади запаниковали на узких горных тропах, солдаты с лошадьми скользили и падали за край тропы, разбиваясь на скалах в сотне футов внизу. Когда армия поднялась выше, ледяная корка под слоем снега отправила на смерть еще часть людей и животных.

Переход, рассказывает нам Ливий, занял пятнадцать дней, и сам Ганнибал подсчитал, что потерял при переходе тридцать шесть тысяч человек, а также тридцать четыре слона. Он спустился на равнину возле реки По с деморализованной и сократившейся армией, дабы встретить Сципиона, который с максимальной скоростью приплыл в Италию с частью своих сил, чтобы предстать перед Ганнибалом. Известие об успешном переходе Ганнибала вскоре дошло до Рима, и Сенат немедленно отозвал войска из Северной Африки, чтобы усилить оборону родной земли.

Корнелий Сципион и Ганнибал встретились у реки Тицин в ноябре 218 года до н. э. Измученная походом, карфагенская кавалерия все эе смогла почти сразу же прорваться сквозь римскую линию. Римляне рассеялись; Сципион был тяжело ранен. «Это показало, – говорит Ливий, – что… карфагеняне обладали преимуществом».27

Войско Сципиона отступило, чтобы соединиться с войсками из Северной Африки, которые вернулись в Рим под шумное ликование толпы: Рим страдал рискованным несоответствием между энтузиазмом публики и реальной ситуацией. «Уверенность людей в конечном успехе римской армии оставалась неизменной, – пишет Полибий. – Таким образом, когда Лонг [командир северо-африканского контингента[265]] и его легионы достигли Рима и прошли через город, люди верили, что эти войска тут лишь для того, чтобы появиться на поле и положительно решить исход битвы».28 Это было далеко от правды. Когда через месяц армии снова встретились у реки Треббия, в сражении погибла треть римского войска.

Известие о том, что объединенные силы двух консулов разбиты, прибыла в Рим и вызвала панику. «Люди гадали, не появится ли Ганнибал в любую минуту у ворот города», – пишет Ливий.29 Рим перешел в состояние полной боевой готовности, снабдив острова гарнизонами, вызвав подкрепления союзников, снарядив новый флот. К 217 году до н. э. Ганнибал упорно продвигался к югу, опустошая сельскую местность, он шел через Этрурию к самому Риму. Консул Гай Фламиний с усиленной римской армией встретил карфагенян у Тразименского озера в совершенно неподходящих условиях для сражения, в густом тумане. Пятнадцать тысяч римлян погибло, а Фламиний был раздавлен в толчее бегства; его тело так и не было найдено. И снова в Рим пришло известие о поражении. «Люди бросились на форум, – говорит Ливий, – женщины бродили по улицам, спрашивая у всех встречных о причине этого ужасного бедствия, которое нахлынуло так внезапно… Никто не знал, на что надеяться, чего бояться. Несколько следующих дней толпа у городских ворот состояла больше из женщин, чем из мужчин, они ждали и надеялись увидеть любимое лицо или, хотя бы, узнать новости».30

Хороших новостей не было. Армию Ганнибала, казалось, остановить невозможно. Он продолжал продвигаться на юг, временно пройдя мимо Рима, чтобы перетянуть на свою сторону земли южнее города. «Римляне все время следовали за арьергардом карфагенян, – пишет Полибий, – сохраняя один-два дня марша за ними, но стараясь не подходить ближе и не привлекать внимания врага».31

На следующий год два новых избранных консула, Павел и Варрон, объединились в попытке остановить Ганнибала. Римляне смогли собрать армию больше ста тысяч солдат, чтобы встретить силы карфагенян, которых насчитывалось пятьдесят тысяч. 2 августа 216 года до н. э. армии встретились у города Канны.

Судя по всему, римляне рассчитывали использовать свой огромный численный перевес и сокрушить захватчика количеством. Они выстроились плотной массой, которая должна была двинуться вперед с неодолимой силой. В ответ на это Ганнибал выставил для встречи римской атаки тонкую фронтальную линию, которая совершенно не могла бы сдержать атакующих. Но позади нее, на обоих дальних флангах, он расположил две группы самых сильных и отчаянных воинов, наемников из Африки. Сам он занял место на передней линии фронта. Если бы он не стал подвергаться той же опасности, что и войска, он не мог ожидать, что они выполнят то трудное дело, которое им былот поручено.

Когда римляне приблизились, тонкий передовой фронт вступил в яростное сражение, при этом медленно отступая, в то время, как передние ряды римлян рвались вперед. Римское построенире начало приобретать форму угла – латинской V. А затем наемники по обоим концам карфагенской линии начали атаку, обойдя обе стороны римской «V». Римляне не ожидали подобного, их войска не были достаточно обучены, чтобы сражаться на три фронта одновременно. В последовавшем хаосе погибло пятьдесят тысяч римлян. Из шести тысяч всадников спаслись только семьдесят, они умчались под предводительством Варрона, опозоренного и поражением, и бегством, в Венузию.