Демулен последовал всем советам Моро, кроме призыва соблюдать осторожность. Этому он так и не научился. Он позволял себе говорить почти в открытую, забывая, что Сен-Жюст – по-прежнему кумир толпы. А после низвержения Шабо – даже больше чем кумир. Плохо завуалированные намеки журналиста передали Сен-Жюсту, и тот, очевидно, их понял. Десять дней спустя Демулен снова пришел к Андре-Луи, но на этот раз в подавленном состоянии.

– Негодяй поставил нам шах и мат. Торен уже в Париже, но его привезли как арестанта. Сейчас он в Консьержери.

В первую минуту Моро помрачнел, но потом рассмеялся.

– Если это шах и мат, то только самому Сен-Жюсту. Он до такой степени усугубил свою ошибку, что теперь его подлость заметит и слепой.

Но бледный Демулен уныло покачал головой.

– Напрасно вы считаете его глупцом. Торен арестован за участие в роялистском заговоре. В противном случае Дантон с трибуны Конвента уже превратил бы Сен-Жюста в лепешку. Для этого достало бы всего двух вопросов, но на них у этого хитрого дьявола есть ответы: Торен – роялистский заговорщик, а история о его жене – ничем не подтвержденная ложь. Она не живет с Сен-Жюстом. Он слишком умен, чтобы поступать так безрассудно, и держит ее в тайном убежище. Я расспросил людей. Кроме свидетельства Торена, эту пару ничто не связывает.

– Черт бы побрал ваши расспросы! – вспылил Андре-Луи. – Они-то и насторожили Сен-Жюста. Да еще этот идиот Торен… Заговор… – Внезапно Моро осекся. – А, собственно, что известно об этом заговоре?

– Ах, это! По-моему, дело высосано из пальца. В наши дни это довольно просто.

– Да уж. Весьма просто. Человеку в положении Сен-Жюста расправиться с неугодным без суда проще, чем какому-нибудь Людовику. Вот как эти мерзавцы распорядились свободой!

– Повторите-ка! – воскликнул Демулен, хватая с письменного стола карандаш и бумагу.

– Повторю, только не следует это публиковать. До поры до времени.

– Когда же будет можно?

– После того, как я побываю в Блеранкуре.

– А это еще зачем? – Демулен выпрямился и удивленно воззрился на Моро.

– Правду надо искать там. Вот я и съезжу, погляжу, нельзя ли ее найти. Но до моего возвращения ни слова, ни единого слова о деле, и упаси вас Бог напечатать хоть строчку о Сен-Жюсте в «Старом кордельере». Одно неосторожное, преждевременно сказанное слово, и Сен-Жюст заполучит наши головы. Он на это способен, помните! Доказательство тому – арест Торена. Он способен на все.

Демулен оробел – ибо смелым он становился только с пером в руке – и поклялся молчать. Потом он спросил Андре-Луи, как тот собирается действовать.

– Надо все обдумать, – ответил Андре-Луи.

Моро обдумал это позже, вместе с де Бацем, которому он изложил план, призванный увенчать их долгие труды.

– Арестовав Торена, негодяй перегнул палку. Если удастся откопать в Блеранкуре то, что я надеюсь откопать…

– …битва будет выиграна, – закончил за него барон. – Робеспьер и его Гора не устоят перед новой бурей, поднятой нами. Вы окончательно расчистите дорогу, по которой вернется новый король.

За эти дни Андре-Луи похудел и осунулся, но не от скудной пищи. Хотя голод в столице все крепче сжимал свои тиски, тем, кто мог платить, поститься не приходилось. А барон, безусловно, принадлежал к числу людей, способных платить.

Силы Андре-Луи подтачивали умственное напряжение и лихорадочный труд, но больше всего – нетерпение, которое, казалось, пожирало его изнутри; нетерпение тем более сильное, что он не получал никаких вестей от Алины де Керкадью. Андре пытался уверить себя, что ею руководит осторожность, что она боится доверить письмо кому-нибудь из курьеров, которые курсировали между господином д’Антрегом и его парижским агентом шевалье де Помелем. Он успокаивал себя личными заверениями некоторых курьеров, видевших мадемуазель де Керкадью и ее дядю в Хамме и утверждавших, что у нее все хорошо.

Потом произошел любопытный эпизод с Ланжеаком, которого Андре-Луи по чистой случайности встретил в доме Помеля в Бур-Эгалите. Время от времени Моро приходил к роялистскому агенту за свежими новостями, и вышло так, что один из этих визитов совпал по времени с приездом Ланжеака, прибывшего непосредственно из Хамма. Молодой роялист впервые приехал в Париж с момента своего побега, последовавшего за неудачной попыткой освободить королеву из Тампля.

При виде Андре-Луи он заметно побледнел и так вытаращил глаза, что Андре-Луи воскликнул:

– Что такое, Ланжеак? Я что, призрак?

– Боже мой! Именно об этом я себя и спрашиваю.

Теперь Андре-Луи в свою очередь воззрился на него в немом изумлении.

– Вы хотите сказать, что все эти месяцы считали меня мертвым?

– А что же еще я должен был думать?

– Что еще? Вот так новости! Но Верни последовал за вами в Хамм с разницей всего в несколько часов. Он вез весть о моем освобождении. Вы что, не слышали об этом?

На лице Ланжеака появилось странное выражение. Казалось, он чувствует себя неуютно. Под пронзительным взглядом Андре-Луи его глаза забегали, и только после долгой паузы он нашелся с ответом:

– А, Верни! Верни задержался в дороге…

– Но он же добрался туда в конце концов, – нетерпеливо перебил Андре-Луи. Его всегда раздражало тугодумие Ланжеака. Он никогда не скрывал от молодого роялиста, что считает его глупцом, на что Ланжеак отвечал свойственной всем глупцам злобой.

– О да, – ответил он, фыркнув, – в конце концов он туда добрался. Но к тому времени я уже уехал.

– Но вы же бывали в Хамме с тех пор. Вы только что приехали оттуда. И вы ни разу не слышали, что я остался в живых?

– Насколько я помню, вас ни разу не упоминали, – неторопливо проговорил Ланжеак. И чтобы еще больше досадить своему недругу, добавил: – Да и с чего бы им упоминать вас?

Андре-Луи раздраженно обратился к шевалье де Помелю, который с мрачным видом прислушивался к их разговору:

– И он еще спрашивает? Полагаю, в Хамме знают, что́ держит меня в Париже. Полагаю, они отдают себе отчет в том, что я ежедневно рискую головой, пытаясь покончить с революцией и вернуть дом Бурбонов во Францию. Им известно это, господин де Помель?

– О, конечно же известно, – заверил тот Андре-Луи. – Они помнят и ценят это.

Тот разговор состоялся два месяца назад, в сентябре. Господин де Ланжеак задержался в Париже до падения Шабо и массовых беспорядков, которые за ним последовали. Когда разразился скандал, де Бац решил, что следует отправить регенту отчет о случившемся, и с этой целью они с Андре-Луи отправились к Помелю. Шевалье согласился с бароном и, поскольку Ланжеак был под рукой, предложил передать отчет с ним. В тот момент члены Роялистского комитета в Париже испытывали некоторые сомнения относительно местонахождения регента. Правда, точных сведений о том, что он оставил Хамм, не было, но долг предписывал его высочеству отправиться в Тулон, где роялисты при поддержке британского флота и испанских войск оказывали решительный отпор республиканской армии. Это противостояние требовало присутствия представителя дома Бурбонов, во имя которого сражались сторонники монархии, и, вероятно, принц уже выехал туда, чтобы лично возглавить войска. Но поскольку ничего определенного на этот счет известно не было, Ланжеаку предписали отправиться сначала в Хамм, а оттуда последовать за регентом, если он к тому времени уже отбыл, и держать путь в Тулон морем из Ливорно или какого-либо другого близлежащего итальянского порта, поскольку добраться туда сушей было невозможно.