— Гейб, — прошептала Шарлотта, — Гейб, давай выйдем на минутку.

— Что? А, понял. Только так, чтобы твой дед не видел, что мы выходим вместе. А то решит, будто мы отправились на встречу с Бофортом.

Когда они оба оказались в коридоре, Шарлотта посмотрела на Гейба одновременно и торжествующе, и испуганно:

— Гейб, в ту ночь в доме был Фредди.

— Фредди! А ты откуда знаешь?

— Он только что сам сказал. Он был на… на каком-то открытии, не помню чего, вместе с Бетси и с Мэри Роуз. И потом поехал с ними домой ужинать. И, Гейб, он в то утро рылся у тебя на столе. Это он, наверняка он.

— Вот засранец, — проговорил Гейб. — Просто засранец.

Вечер близился к завершению; Шарлотте удалось дотерпеть его до конца. Произнес небольшую речь Фред, потом более пространно говорил Фредди. Но эта торжественная часть вечера была уже позади, и теперь все болтали между собой; Фред III сидел, откинувшись на стуле, и хохотал над чем-то, что рассказывала ему Изабелла. Шарлотта чувствовала, что может вот-вот упасть в обморок, настолько она была измотана тем постоянным внутренним напряжением, в котором пребывала все последнее время.

Фредди внимательно наблюдал за ней:

— Шарлотта! Ты себя хорошо чувствуешь? Ты какая-то бледная.

— Да нет, ничего. Хорошо. Все в порядке. Наверное, просто выпила чуть лишнего.

Теперь все взгляды были устремлены на нее, все разговоры за столом стихли. Бетси тоже казалась озабоченной.

— Шарлотта, дорогая, с тобой все в порядке?

— Все нормально, — ответила Шарлотта. — Честное слово.

— Ты весь вечер так хорошо выглядела, — продолжал Фредди. — Почти как и ты, Джереми. Посмотрите на эту парочку, у них совсем одинаковый загар. Ну, почти одинаковый. А ты ведь, кажется, тоже уезжала, Шарлотта, да? И тоже на прошлой неделе, как Джереми. Интересное совпадение.

Шарлотта застыла; она не смогла бы сейчас сдвинуться с места, просто пошевелиться даже под угрозой смертной казни. Она заставила себя посмотреть прямо в глаза Фредди, в его холодные, как лед, голубые глаза, глядевшие на нее с выражением странного торжества, и вдруг поняла, абсолютно ясно и определенно, что именно он собирается сделать. Ей было уготовано публичное распятие, прямо тут, на виду у всех, перед дедом, Бетси, Изабеллой, Гейбом, перед партнерами — перед всеми теми, кто что-то значил для нее в жизни. Она поняла, что ее ждет, и это понимание, подкрепленное осознанием того, что деваться ей некуда, спастись от ожидающей ее участи невозможно, прибавило ей мужества; Шарлотта улыбнулась и вызывающе подняла голову.

— Да, — проговорила она, — действительно интересное, правда?

Она видела, что Фред переводит пристальный взгляд с нее на Джереми и обратно, и встретила этот взгляд смело, почти дерзко.

— А где это ты была, Шарлотта? По-моему, ты говорила, что на Багамах, да? — не унимался Фредди.

— Я ничего не говорила, — отрезала Шарлотта.

— Ну, извини. Мне казалось, что говорила. Но ты ведь на яхте ходила, да? По-моему, ты говорила, что с каким-то очень богатым другом, который подарил тебе эти изумительные часики.

— Да, на яхте. И на Багамах. — Лицо Шарлотты пылало, она уставилась глазами под стол, но все же почувствовала, как Джереми отодвигается от нее, стараясь сделать так, чтобы между нею и им расстояние было как можно больше. Над столом повисла долгая тишина.

Первой заговорила Изабелла.

— По-моему, — она неприязненно посмотрела на Джереми, — нам пора идти. Фред, Фредди, извините, но мы должны откланяться. Нам рано утром уезжать, мы отправляемся на уик-энд в Аспен, покататься на лыжах. Огромное вам спасибо за прекрасный вечер.

Фред медленно поднялся. Он по-прежнему не сводил глаз с Шарлотты и смотрел на нее так, словно перед ним была какая-то мерзость, вызывающая у него предельное отвращение; потом, сделав над собой видимое усилие, он перевел взгляд на Изабеллу.

— Да, конечно. Очень хорошо, что вы пришли. Спасибо вам. До свидания, Джереми.

Он быстро пожал на прощание Джереми руку, стараясь при этом не встречаться с ним глазами. Джереми и Изабелла направились к выходу. Вслед за ними стали расходиться и остальные. Шарлотта сидела все так же неподвижно, опустив голову, как будто дожидаясь неизвестно чего. Только когда вдоль противоположной стороны стола мимо нее проходил Гейб, она подняла голову и взглянула на него. У Гейба на лице было написано такое выражение, какого ей никогда еще не приходилось у него видеть; однако у Шарлотты было слишком скверно на душе, чтобы разбираться сейчас в том, что же это выражение означало.

Наконец все разошлись; Бетси, слегка удивленная и расстроенная, была бесцеремонно выпровожена дожидаться мужа в машине. Фред закрыл изнутри дверь и прислонился к ней спиной.

— Это правда? Ты была с Джереми Фостером? На Багамах?

— Да, — ответила Шарлотта. — Была.

Наступило долгое молчание. Потом он проговорил:

— Я в тебе очень разочарован. Совершенно разочарован. Тебе придется уехать отсюда. Надеюсь, ты это понимаешь. Возвращайся домой. Может быть, возьмем тебя в наше лондонское отделение. Не знаю. Но здесь тебе оставаться невозможно. После всего этого. Ты дура, Шарлотта. Круглая дура.

— Я знаю, — ответила она. — Знаю.

Фред вышел, громко хлопнув дверью.

Позже, много часов спустя, когда она лежала в постели и у нее уже не было сил больше плакать, она нашла для себя какое-то утешение в двух обстоятельствах. Во-первых, ей удалось извлечь из кучи преподнесенных Фредди подарков и унести с собой ту золотую скрепку для банкнот от Тиффани. А во-вторых, она сумела разобраться в выражении, с которым посмотрел на нее тогда перед уходом Гейб. И теперь ни секунды не сомневалась, что на его лице в тот момент была написана ревность.

Макс, 1985

К половине пятого вечера они все еще не сделали ни одного снимка. Первая модель явилась с головной болью, прыщами на лице и не влезала ни в одно из платьев, которые должны были по замыслу предельно плотно обтягивать фигуру; она заявила, что это не ее вина, у нее должны скоро начаться месячные, а перед ними она всегда немного полнеет. Ее отослали назад, и пришлось дожидаться целый час, прежде чем появилась другая. У этой не было прыщей, не было проблем с месячными, но не было и бюста, поэтому все платья висели на ней мешком. К этому времени ушел художник-гример, которого наняли только на два часа. Наконец уже почти в четыре часа появилась очень хорошенькая, явно начинающая модель, которая идеально подошла ко всем платьям; звали ее Джемма Мортон, ей было семнадцать лет, она только что окончила Бененден и действительно только дважды до этого снималась в качестве модели. Ей пришлось очень долго укладывать волосы, потом она сама занялась своим гримом и натворила такое, что пришлось посылать за вторым гримером-художником, но в конце концов ее и Макса вывели на съемочную площадку, поставили на передний план перед тройкой уже порядком уставших статистов, они изобразили несколько поз, одна нелепее другой, и к шести вечера фотограф, требовавший, чтобы его называли оператором, заявил, что дело сделано.