– Хм… попробую как-нибудь.

– А сейчас? Что мешает?

Марх взглянул на него с горечью и укором. Сархад отвечал:

– Нам же завтра не насмерть биться. Мы лишь откроем судьбу.

Король вздохнул:

– Если бы ты меня вызвал на бой до смерти, я был бы спокоен. Я твердо знал бы, кто из нас прав. А так…

Утро. Осенний холодок. В большом зале только двое. И шахматный стол.

– Кто ходит белыми?

– Ты гость, тебе начинать.

– Из меня странный белый король, но… ладно.

…Ход черным конем:

– Шах, Сархад.

Тот не стал трогать короля, и взялся за воина. Белый воитель пересек всю доску:

– Шах, Марх.

Тот приподнял брови:

– Ничья?

Сархад развел руками:

– Похоже, что именно так. Ничья.

Последнее слово Коварный произнес с особым выражением.

– Ты хочешь сказать: общая?

Сидхи ничего не ответил, лишь показал на доску: дескать, всё видно и так.

– Но по закону людей это невозможно.

– Есть законы и помимо человеческих.

– Но не в мире людей!

– О чем тревожиться? Мир людей – один из множества.

– Но она не согласится…

– Сейчас – да. Но разве я сказал, что предсказанное этими шахматами должно сбыться назавтра? У нас троих в запасе вечность; я подожду.

Подул ветер. В зале отчетливо запахло морем, и Марх прищурил глаза, вспоминая что-то.

– Знаешь, я рад, что не выиграл, – сказал Ворон. – Рад, что мне не быть твоим соперником. А брак втроем… похоже, это удел королей Аннуина?

– …Когда я был молод и Манавидан еще приходился мне отчимом, а не лютым врагом, тогда, – Марх вздохнул, – тогда мы жили в море, девы вод любили нас, мы любили их, и я и помыслить не мог, что между людьми возможно такое соперничество из-за женщин.

– Я не человек. И ты – тоже. Хоть и забываешь об этом.

– Мой отец был человеком.

Ворон подошел к Коню, положил руку на плечо:

– Послушай, я не Друст. И мне нужно гораздо больше, чем ему: любовь, а не безумные ночи тайком.

– Я знаю.

– Давай поговорим начистоту. Мы оба любим ее. Она любит нас обоих. Только она ни за что не признается в этом – ни мне, ни тебе, ни, главное, себе. Пока она королева людей – мне не на что надеяться. А вот потом… так что я буду ждать.

Он помолчал и добавил:

– Я слишком люблю ее и слишком уважаю тебя, чтобы тревожить ваш покой. Поэтому сегодня я улечу – и вряд ли вернусь в Тинтагел когда-нибудь.

– И тебя называют Коварным?! – выдохнул Марх.

Сархад улыбнулся:

– Когда у нас будет о-очень много времени, я тебе расскажу, за что меня называют Коварным. Расскажу не о том, что все видели, а – как оно было на самом деле, – он прищурился. – Но прежде возьму с тебя клятву, что ты не перескажешь этого Эссилт.

– Я не знаю никого добрее и благороднее тебя, – веско сказал король.

– За это спасибо Эссилт. И немного – Врану, – он улыбнулся, потом взгляд его скользнул в сторону: – Про окно не забудь.

– Да, я попробую. Ну что ж, – он кивнул в сторону окна, – увидимся.

– Непременно.

– Бранвен!

Та неслышно возникла.

– Сархад покидает нас. Проводи его к королеве, пусть попрощается.

Сархад изумленно посмотрел на Марха: ты доверяешь мне настолько, что позволишь проститься наедине?

Король кивнул: да, доверяю.

Бранвен распахнула дверь, Сархад вошел.

Эссилт уронила шитье на пол.

Сидхи улыбнулся:

– Я зашел попрощаться.

– Улетаешь?

Кивок:

– Прямо сейчас.

Он подошел к ней, взял за руки, снова улыбнулся:

– Ты дрожишь, как перепуганный птенчик.

– Чем кончилась ваша с Мархом партия?

– К нашему удовольствию – ничьей.

– Хорошо…

Он поднес ее руки к своему лицу:

– Не надо бояться, моя маленькая королева. Мы с Мархом отлично поговорили…

Он легко коснулся губами ее левого мизинца, как поцеловал бы пальчик ребенка:

– …мы с ним понимаем друг друга…

…безымянный палец…

– …как старые друзья.

…средний. Его губы задерживаются чуть дольше:

– Тебе нечего бояться…

…указательный – дольше, нежнее…

– …моя маленькая…

Губы сидхи ласкают указательный правой, средний… дольше, смелее…

Эссилт опускает глаза, ее щеки пылают румянцем. Душу рвет надвое: «Как он смеет?! – Как хорошо…»

Безымянный – Сархад осторожно проводит губами до ноготка, принуждая Эссилт разогнуть пальчик, и продолжает мягко целовать его, осмеливается чуть коснуться языком…

Королева вздрагивает, сжимается, но не отнимает рук. Ее тело в огне, каменный пол качается под ногами. «Этого не может быть! – Лишь бы не прекращалось…»

Сархад проводит кончиком языка между безымянным и мизинцем, чуть раздвигая их, осторожно целует ложбинку меж пальцами. На мизинце блестит черное кольцо. Его кольцо.

Эссилт жмурится, закусывает губу. Острое наслаждение прознает ее тело. Так не бывало ни с Друстом, ни с Мархом. «Что он делает со мной?!»

И Сархад останавливается. Правый мизинец он целует так же легко, как левый. Ни намека на страсть.

Эссилт открывает глаза. Глядит на Сархада с любовью и ужасом: «Продолжай, умоляю! – Предатель, ты обманул меня!»

Коварный чуть усмехается:

– Ты смотришь на меня с таким страхом, что мне очень легко улететь. Я обещал Марху больше не возвращаться в Тинтагел. Захочешь поговорить – гляди в окно.

Он отходит к подоконнику, превращается в ворона, взлетает.

Эссилт подбегает к окну, жадно цепляется взглядом за уменьшающуюся черную точку. «Вернись, забери меня с собой куда угодно! – Только посмей еще раз взглянуть на меня, негодяй!»

Что он сделал со мной?

Что со мной? Что мне делать теперь?

Это и называется – измена?

Как хорошо… как сказочно хорошо…

Сархад, люби… предатель! Он обманул и меня, и Марха.