Этот приказ, без учета возможностей обоих фронтов, отдельные авторы вырывают из контекста конкретной обстановки и пытаются доказать, что К. К. Рокоссовский, столкнувшись с качественным превосходством вражеских боевых машин над нашими, начал действовать более осторожно и взвешенно, чем Н. Ф. Ватутин, которого ошибки ничему не учили, и он бросал в горнило сражений, не думая ни о чем, сотни танков каждый день. [600]

Бесспорно, решение командующего Центральным фронтом в той ситуации было правильным и взвешенным. Но нельзя забывать: он имел все возможности для его реализации. Ведь не секрет, что Центральный фронт имел значительно больше ствольной артиллерии и минометов, чем Воронежский. Так, войска Н. Ф. Ватутина располагали 4012 орудиями (без зениток) и 4539 минометами (82 и 120 мм){558}, а К. К. Рокоссовского — соответственно: 5213 (без ЗА) и 5512 (82 и 120 мм){559}. Как видим — разница очевидная и существенная. Этот перекос был вызван тем, что Генштаб РККА предполагал: противник нанесет главный удар в полосе Центрального фронта, а не Воронежского, как это произошло. Поэтому дополнительно К. К. Рокоссовскому подчинили мощное соединение — 4‑й артиллерийский корпус в составе 5‑й и 12‑й артиллерийских и 5‑й гв. минометной дивизий, а Н. Ф. Ватутину увеличили примерно на 250 танков численность БТ и MB. Явно неравноценное усиление. Когда же началась операция «Цитадель» и просчет Москвы стал очевиден, то на юг двинули в первую очередь не артиллерийские корпуса — их не было, а танковые и механизированные соединения, которые также не имели достаточного количества артсредств. Поэтому каждый из генералов держал оборону своего фронта силами и средствами, что выделила Ставка, а не теми, которые были необходимы для этого. Что же касается случая с 17‑м гв. ск 13‑й А, то, получив приказ о запрете проводить танковые контратаки, командующий армией передал корпусу: полностью 1‑ю гв. артдивизию, 378‑й иптап и 237‑й тп НПП. Имея сильный огневой щит, генерал А. Л. Бондарев, командир стрелкового корпуса, был в состоянии удерживать рубеж и без проведения танковых контратак.

К сожалению, при внимательном изучении ряда изданий, касающихся Курской битвы, безосновательных утверждений, просто выдумок да и проблем, «высосанных из пальца», можно обнаружить немало. Особенно этим грешат книги, подготовленные областными и республиканскими издательствами. Причина их не только в отсутствии необходимых документов, что тоже имеет место. Главное в другом: работать в военных архивах — дело дорогостоящее, очень трудоемкое и кропотливое, не каждому по плечу. Поэтому авторы идут по проторенной дорожке, комментируют уже опубликованные факты, без должного изучения ситуации на фронтах и имеющихся материалов, просто подгоняя под свое видение проблемы. Так создаются теперь уже новые легенды и мифы Огненной дуги. [601]

В ночь с 6 на 7 июля никто из высшего командного состава 6‑й гв. А практически не смог вздремнуть. Перед армией стояла очень серьезная задача, во–первых, собрать войска и выстроить новую систему обороны, во–вторых, утром перейти в контрудар. Помимо всего прочего сложность заключалась в том, что ее руководство толком не знало, где находится значительная часть войск армии, в том числе и тех, которые планировались для проведения контрудара, и в каком они состоянии. Большинство дивизий к этому времени были заметно ослаблены, отдельные — просто разбиты. Их обескровленные полки разбросаны по всему многокилометровому участку армии, управление потеряно, а связь штаба армии с КП отдельных соединений отсутствовала по 6–8 часов подряд. Учитывая, что противник наступал танковыми группами и боевые действия носили очень динамичный характер, этого времени было не достаточно для глубокого прорыва рубежей, а отсутствие информации не позволяло оперативно реагировать.

Особенно тяжелое положение складывалось в 23‑м гв. ск и 5‑м гв. Стк. Штаб П. П. Вахромеева, около 17.00 снявшись по тревоге, отошел в сад северо–западнее х. Васильев (за передний край 69‑й А) и потерял связь с войсками. Из трех его дивизий о местонахождении и состоянии двух корпус толком не знал до вечера 7 июля. Предполагалось, что полностью разбиты 51‑я гв. и 52‑я гв. сд, их полки попали под удар численно превосходящей вражеской группировки и, понеся значительные потери, группами выходили из боя. Связь корпуса со штабом дивизии Н. Т. Таварткеладзе терялась лишь на короткое [602] время, но ее командование мало что могло сообщить о состоянии соединения. В оперативной сводке на 4.00 7 июля начальник штаба полковник Прихно доносил, что основные силы ведут бой на прежнем рубеже, в том числе и у выс. 246.3. Хотя к этому времени указанный район давно находился в руках эсэсовцев, а 154‑й гв. и 156‑й гв. сп сбиты с рубежей и рассеяны. К утру офицер связи, посланный для розыска подразделений, доложил, что два батальона 154‑го гв. сп, общей численностью до 500 человек, с 8 орудиями 122‑го гв. ап и 5 «сорокапятками» 60‑го гв. оиптад сосредоточились: на южной окраине села Сухо — Солотино, у безымянной высоты в 2 км западнее и на выс. 227.4 и приступили к окапыванию. Затем поступило сообщение из штаба 375‑й сд: 158‑й гв. сп полковника М. К. Белова отошел за ее участок обороны и собирается в районе: ст. Тетеревино, выс. 225 (восточнее от нее). О положении дивизии И. М. Некрасова в корпусе вообще ничего не было известно. В оперативной сводке № 0130 к 17.00 7 июля указывалось:

«4. С 52‑й гв. сд с 17.00 6.7.43 г. прервана связь. Для восстановления связи с частями дивизии выслан командир штакора, который к 14.00 не возвратился. Часть личного состава дивизии сосредоточена в р-не Красное»{560}.

И. М. Чистяков был очень недоволен пассивностью и нерасторопностью командования 23‑го гв. ск, и в первую очередь генерал–майора П. П. Вахромеева. В тот момент, когда штакор докладывал, что не знает, куда отошли разбитые полки 52‑й гв. сд, командующий армией уже установил связь с ее штабом и получил предварительные данные о ее состоянии. Положение в соединении оказалось действительно очень тяжелым. Полковник И. М. Некрасов в районе Яковлева 6 июля был тяжело ранен, его отправили в госпиталь, командование принял начальник штаба подполковник Г. Г. Пантюхов. Личный состав полков выходил из боя и собирался в районе: Журавка, Свино — Погореловка, Думное, Скоровка (КП). Значительная часть бойцов и командиров еще выходила с территории, занятой врагом, о местонахождении примерно трети дивизии не было ничего известно. Люди выходили из боя поодиночке и небольшими группами в полосу соединений разных армий, где будут сосредотачиваться подразделения дивизии, не знали даже некоторые комбаты. Поэтому для скорейшего сбора личного состава командиры полков направили младших командиров в близлежащие от линии фронта села и соседние дивизии. Но командующий армией не мог дать дивизии на восстановление боеспособности больше суток. И. М. Чистяков приказал к 24.00 7 июля собрать людей и вывести полки дивизии [603] на позиции тылового армейского рубежа в излучине р. Псел, где занять оборону на рубеже: х. Ключи, выс. 226, х. Полежаев. КП развернуть на северной окраине Карташевки.