нужно сделать. Он почувствовал, что дрожит от силы, которой в себе никогда не подозревал. Это было веление его крови. Он Ван Хельсинг, больше не плейбой, прожигатель жизни, глупец среди глупцов… но человек, имеющий предназначение, человек чести… и справедливости.

Это должно быть сделано. И кто это сделает, если не он сам?

Он встал и двинулся дальше, то бегом, то шагом. А потом сердце его подпрыгнуло, потому что… да… вот он… свет фар! Машина была ещё далеко, но приближалась.

Эрик встал посреди дороги и замахал руками.

Что-то ударилось в него так сильно, что он едва не проглотил язык и не сломал спину.

Вместе с криком из него вырвался весь воздух, без остатка.

Сквозь кроваво-красный туман Эрик разглядел, что над ним присела на корточках та самая жуткая девушка-блондинка. Он снова лежал в грязной канаве, и, хотя у него звенело в ушах, он услышал, как машина прожужжала мимо.

Вампирша впилась когтями в его щёки. Широкая ужасающая усмешка под пустыми белесыми глазами обещала пиршество боли.

А потом как будто ураган кирпичей отбросил её от Эрика.

— Нет, — прозвучал голос, настолько искажённый, что получилось «неш». — Не этого.

Мортон Шевановски снова вышел на сцену.

Это был и он сам, и одновременное совсем другое существо.

Он раздулся, словно ходячая пиявка. Одежда растянулась так, что едва не лопалась. Пиджак и режиссёрский берет пропали, окровавленная рубашка была расстёгнута. Плоть под ней ходила отвратительными волнами. Морщинистое лицо разгладилось, скрылось до самого лба под маской засохшей крови Боша Циммермана, из-под которой торчали белоснежные волосы.

Девушка подползла к нему на коленях и поцеловала его ботинок. Он поднял её одной рукой за загривок и отшвырнул в заросли, где она свернулась клубком и завыла, как раненый зверь.

Одно мгновение — и Шевановски уже склонился над Эриком, другое — и лицо его приблизилось вплотную.

— Мой мальчик, мой мальчик, — прошептали бесформенные, распухшие губы. — Что мне для тебя сделать?

Превратившийся от ужаса в каменную статую Эрик ничего не ответил.

— Как вы забыли про собаку? — обратился Шевановски к девушке, и голос его прозвучал зловещим громом. — Чуть всё не испортили. Я разберусь, кто это сделал. О-о да!

Губы Эрика внезапно зашевелились:

— Я же видел… как вы… ели. Borscht… и ещё…

— Икру. Это были мои любимые блюда в иной жизни. И водка тоже. Ах, как я её любил! А теперь меня от неё тошнит. Мне было трудно в том месте. Все эти богатые запахи плоти и крови. Пришлось отослать вас, пока меня не вырвало в канаву. Прошу прощения.

Он поднёс руку к лицу и выдавил стеклянный глаз, потом другой — щёлк, и белые, пустые глазные яблоки уставились на Ван Хельсинга. Потоки крови перекатывались под кожей его лица.

— Вот теперь я вижу лучше. Мне пришлось стать актёром. Получше многих, с кем я работал, должен заметить.

Он усмехнулся — ужас во плоти.

— Охотник на вампиров. Ну что ж, вот он я, а вот вы. Кто из нас на кого охотится?

— Я не могу… я не знаю, что…

— Что подумать? Во что поверить? Поверьте в это: когда вы написали мне, я осознал… какой это был бы изысканный ход — привести Ван Хельсинга в наш клан. Мы из Завесы провидца Сета. И вы тоже там будете, Эрик Ван Хельсинг. «Уистлер» — это мой замок. Я мастер-кукловод, а вы станете моей марионеткой. Ну разве не смешно?! Вы не находите это забавным, хотя бы чуть-чуть?

Ответ не успел прийти, а голова Шевановски уже рванулась вперёд, рот открылся, клыки выскользнули наружу и впились в горло Эрика. Хотя вампир едва не лопался, в нём нашлось место для небольшого ночного перекуса… да много и не требовалось. На третью ночь молодой человек увидит мир несколько иначе, значительно чётче, чем в прежней жизни.

Глаза Эрика округлились от нового шока. Потом закрылись, и он уснул.

— Я взял последнего, — сказало раздувшееся существо, две недели назад бывшее агентом по недвижимости Дэвидом Бутби. Он перешёл через дорогу, довольная, вымазанная в крови пиявка с белёсыми глазами.

— Убил или сохранил?

— Убил.

Шевановски выпрямился во весь свой внушительный рост.

— Хорошо. У нас и так много пищи. Собаки и коровы, коровы и собаки… тьфу!

Он приказал им ждать сигнала фальшфейера. Это означало «приготовиться». Потом дождаться, когда факел догорит, и…

Всё остальное уже известно.

Но в «Уистлере» произошла настоящая бойня. Он пообещал своим кровавый пир, они так давно не лакомились человечиной, а Шевановски был вампиром слова. Но бойня все равно была. Может заявиться полиция. Вероятно, так и случится. Ну и пусть. Слишком много свободных концов в этом полотне, в этом шедевре планирования и отчасти затейливой мести.

Он поднял разбухшее лицо с круглыми, как луна, глазами и посмотрел на лунный серп.

— Я улавливаю в воздухе какой-то запах, Дэвид. — Он потёр грудь в том месте, где когда-то было сердце, а теперь — кусок холодной глины. — Что-то случится. Очень скоро. Что-то такое, отчего наш город изменится. Весь наш мир. Я это чувствую, а ты?

— Я чувствую запах пустыни.

— Нет, не то. Я ощущаю силу. Безмерную, сокрушительную силу. Вот почему мне наплевать на бойню. Скоро это уже будет не важно. Что-то… кто-то, я уверен… придет кто-то, подобного которому мы никогда не видели. Возможно, чтобы объединить кланы. Разве это будет не счастливый конец? Или, можно сказать… славное начало для всех детей ночи.

— Возвышение, —