Он проковылял туда, откуда можно было рассмотреть останки собаки, которые теперь освещали чуть ли не все фонарики.

— Ужасно. Но она давно уже умерла. Думаю, нам ничто не угрожает. Ох! А это что?

Луч фонаря переместился туда, куда он указывал тростью, и упал на металлический квадрат на полу, приблизительно в двадцати футах от останков собаки. Эрик и все остальные ясно различили, что у квадрата есть ручка.

— Я верил, что в «Уистлере» есть тайник, — заявил Шевановски. — Все эти годы. Эрик, помогите мне справиться с этой штукой.

Потребовалась помощь не только Эрика, но и других мужчин, чтобы поднять крышку, которая поддалась с пронзительным скрипом. Снизу всколыхнулся запах сырой земли, плесени и отвратительных миазмов. Фонарик осветил металлические ступеньки в стене и грязный пол примерно десятью футами ниже.

— Нижний подвал, — объявил Шевановски, вглядываясь в яму. — Мм. Вот где нужно снимать!

— Ни за что, клянусь могилой моей матери! — чуть не сорвался на крик Циммерман.

— Кто-нибудь, принесите фальшфейер, — велел режиссёр, когда все собрались вокруг него. — Пожалуйста, подожгите его для меня.

Факел вспыхнул, зашипел, начал плеваться зелёными искрами и наконец разгорелся ровным светом.

— Бросьте его вниз, — приказал Шевановски.

Факел упал в грязь, но продолжал гореть.

— Кто-нибудь видит там хоть что-то? — спросил режиссёр.

Никто не отозвался.

— Просто пустая дыра, — сказал Циммерман. — Но никто и не спускался посмотреть. Может, мы продолжим?

— И в самом деле. — Шевановски постучал тростью по плечу Эрика. — Наступает ваш звёздный час, мой мальчик. Я уже придумал название для нашего сериала: «Охотник на вампиров». Коротко и звучно. Ну хорошо, приступаем к работе.

Металлический люк закрылся с таким звоном, что мог бы разбудить и мёртвого.

Режиссёр объяснил актёрам, в каком месте они должны выйти из темноты… где-нибудь рядом с металлической крышкой, и чтобы никто не наступил в грязь. Испуганная девушка отказалась подходить близко, и ей разрешили посидеть немного и успокоиться.

— Дубль первый, — объявил Шевановски. — Эрик, я хочу, чтобы вы начали с того места, где сейчас стою я, и пошли к камере номер один. Вот к этой. Я хочу, чтобы вы при этом говорили. Медленно и отчётливо. Решите сами, что сказать. Кто-нибудь, дайте ему распятие.

— Что? — спросил Циммерман.

— Распятие. Дайте ему крест.

— Как это? Его не было в том списке, что вы мне передали!

— Нет, был.

— Нет, не был.

— Я не намерен с вами спорить. Любой человек в здравом рассудке понимает, что охотнику на вампиров нужно распятие. О, мой бог… возможно, его не было в списке. Не помню. Но неужели вы никогда не смотрели фильмы про вампиров? И этот человек ещё называет себя продюсером! Ну хорошо, будем импровизировать. Кто-нибудь, найдите для него две сломанные рейки или что-то ещё.

— Школьный театр, — проворчал один из актёров, но режиссёр пропустил это мимо ушей.

— По местам, пожалуйста! Внимание! Съёмка!

Эрик двинулся вперёд, держа в руках две рейки, перекрещённые, как распятие.

— Подождите, — сказал Шевановски, усевшийся на стуле. — Я слышу, как что-то звякает. У вас в кармане ключи от машины.

— О, ja.

Эрик отдал ключи режиссёру и вернулся на то место, с которого начинал.

Казалось, весь мир превратился в объектив камеры перед его лицом. Он понятия не имел, что должен сказать, но всё же заговорил:

— Я Эрик Ван Хельсинг. Моё имя известно вам. Я мировой гра… гражданин мира…

— Продолжайте снимать, — распорядился Шевановски.

— Я гражданин мира.

У Эрика выступил пот на загривке. Сниматься оказалось трудней, чем он представлял. Верхняя губа зачесалась.

— Много лет… целыми поколениями… моя семья… моя семья преследует древнее зло… Мы… преследуем их… по всему миру… и вот теперь…

Внезапно на него что-то нашло.

Сначала это была мысль: «Я Ван Хельсинг. Человек, имеющий предназначение». Потом Эрик понял, что говорит это вслух, каким-то другим голосом. То, что поселилось в нём, становилось всё сильней и сильней, он это чувствовал. И голос его становился всё сильней и сильней. Теперь он говорил уже не только для камеры, но и для всего мира, ни о чём не ведающего мира, а то, что происходило с ним, было настоящим… совершенно настоящим… и он поверил.

— Я здесь… на земле Калифорнии, неподалеку от ваших надёжно защищённых домов… от ваших детей, которых вы любите и хотели бы защитить от опасностей. И я хочу сказать вам, что ваши дома не защищены… и ваши дети не защищены… никто не защищён… потому что в этом мире обитают вампиры. Ja… Вы можете подумать, что вампиры существуют только в легендах, древних, пыльных легендах, до которых никому больше нет дела, но, понимаете… понимаете… они хотят, чтобы вы именно так и думали. Они хотят, чтобы вы плыли по течению, мечтали, занимались своими делами, как будто никакой опасности нет. Хотят, чтобы вы смеялись над этими страхами. Но я хочу сказать вам… предупредить вас… что вы можете так и умереть, смеясь. И когда эти нечестивые твари придут за вами, смерть покажется вам благословением. Да, Ван Хельсинг, человек, имеющий предназначение… охотиться на вампиров и уничтожать их… по всему миру… Куда мы отправимся вместе с вами, мне ещё неведомо… но вместе мы станем сильными и бесстрашными, мы станем непобеди…

Он замолчал.

Потому что, как и все остальные, услышал скрип открывающегося люка.

И всё замерло.

Между криками и моментом, когда фонари в дрожащих руках