— Еще буррито? — предложил проходящий мимо официант.

— Еще пива! — попросил Чувак.

Съесть подряд два огненных буррито было выше его сил. За второй банкой пива Чувак углубился в оценку своих перспектив. Поиски работы изрядно надоели ему. Надоели так же сильно, как и сам Катарсис. Следовало поступить как-то иначе, чтобы разорвать замкнутую цепь неудач. Это он чувствовал, но он не знал главного: что делать в сложившейся ситуации. Он никогда раньше не думал, что заработок трех сотен баксов для свободного, энергичного и толкового американца может стать неразрешимой проблемой.

Можно обменять трейлер без двигателя на мотоцикл с двигателем и убраться отсюда прямо сегодня, но где тогда они с Чампом будут жить?

Можно взять кредит в банке, но кто даст кредит человеку, не имеющему работы или недвижимости? Чувак немного поразмышлял над тем, можно ли считать недвижимостью его трейлер, но так и не пришел к определенному заключению.

Перебрав еще несколько вариантов, Чувак почувствовал, что впервые в жизни им овладевает отчаяние. Полное, тотальное, беспросветное и всеобъемлющее отчаяние. Чуваку вдруг захотелось пальнуть себе в лоб, и только мысль о том, что Чамп вряд ли одобрит этот поступок, убедила его остаться среди живых.

— Эй, Чувак! Ты чего раскис, приятель?! А ну подними голову!

Чувак послушно поднял голову и обомлел. Перед его столом стояли трое: Супермен в своем голубом одеянии с красной буквой «S» на груди, Капитан Америка со звездно-полосатым щитом в левой руке и Опра Уинфри в строгом белом костюме, превосходно оттенявшем цвет ее кожи.

Волосы на голове Чувака встали дыбом.

— Никогда не сдавайся, приятель! — громовым голосом произнес Капитан Америка. — Бери пример с нас — героев Америки! Разве смог бы я противостоять Барону Земо, упав духом?!

— А разве я смогла бы вести свое знаменитое шоу, размазывая по лицу слезы и сопли?! — Опра ослепительно улыбнулась и задорно тряхнула сиськами.

— Слабак не играет в бейсбол! — добавил Супермен.

— А где Бэтмен? — вырвалось у Чувака.

— Произносит предвыборную речь в Готэм-Сити, — ответила Опра. — Он просил передать тебе вот эти слова…

Великолепная троица набрала побольше воздуху и гаркнула:

— Не сдавайся, Чувак! Ты же американец!

Звуковая волна сбила Чувака со стула…

— Что с вами, мистер? — Два официанта помогли Чуваку подняться.

— А где Капитан Америка? — спросил Чувак, с недоумением оглядывая стеклянно-алюминиевый интерьер мексиканской забегаловки. — Где Супермен? Где Опра?

Официанты понимающе переглянулись. Один остался караулить Чувака, а другой отлучился, чтобы тут же вернуться со счетом.

Чувак расплатился и вышел на улицу.

— Наркомано… — донеслось ему вслед.

— Сами вы наркоманы, — беззлобно огрызнулся Чувак. — Накурились травы и ничего не видели.

Была еще надежда, что Супермен, Капитан Америка и Опра ждут его снаружи, однако их там не оказалось.

Чувак вздохнул, но не подумал обижаться. Он хорошо представлял, насколько занятыми были люди, которые только что оказали ему моральную поддержку. У каждого из них была своя, но обязательно великая миссия. И тем ценнее было то, что они все-таки выбрали время для того, чтобы собраться здесь, в вонючем Катарсисе, и подбодрить, поддержать простого парня, с которым никто из них не был знаком раньше.

Чувствуя, как на глаза наворачиваются слезы, Чувак выпрямил спину, задрал подбородок и запел, шагая по тротуару:

О красота этих просторных небес

и янтарных волн пшеницы,

Где фиолетовые горы царствуют

над фруктовыми равнинами.

Америка! Америка! Бог благословил твою славу

И короновал тебя добром и братством

От моря до моря.[5]

Как там было дальше, он не помнил. Пришлось начать любимую песню сначала, но тут его снова окликнули:

— Эй, Чувак!

Из салона ослепительно белого «майбаха» Чуваку махал рукой человек, которого он меньше всего готов был встретить в Катарсисе. Человек, которого недавно мысленно похоронил. Человек, которого он считал погибшим при взрыве атомного заряда в Парадайзе и по которому, если честно, не очень-то и скучал.

— Чего вылупился, Чувак? Не узнал своего любимого дядюшку Дэйва?

— Узнал, — ответил Чувак, медленно оседая на тротуар.

Слишком много неожиданных встреч для одного дня выпало ему сегодня. Было от чего закружиться голове.

— Эй, Чувак, ты чего? — заволновался дядюшка и крикнул кому-то в салоне автомобиля: — Китти, а ну-ка помоги мне загрузить племянника в машину!

Дэйв распахнул дверцу и вышел на тротуар. На нем был роскошный белый костюм с языками оранжевого пламени на груди и плечах. На шее болтался массивный золотой крест на толстой якорной цепи.

Чуваку меньше всего хотелось, чтобы кто-то хватал его за руки и ноги и грузил в машину, пусть даже это был белый «майбах». Он встал на четвереньки, пошатываясь, поднялся на ноги. «Шоу продолжается», — подумал Чувак и угадал.

— Пади ко мне на грудь, чадо мое возлюбленное! — громким, хорошо поставленным голосом произнес дядюшка, широко распахивая руки навстречу Чуваку. — Приди в мои объятья, и ты спасешься! Обопрись на плечо мое и поведай мне о своих страданиях!

— О боже, это же сам Дэйв, собственной персоной! Подумать только! — воскликнула проходившая мимо женщина.

— Ах, — волновалась другая, — глазам своим не верю!

— Дэйв! Дэйв! Он явился нам! Какое счастье!

Вокруг Чувака и его знаменитого дядюшки мгновенно собралась толпа, состоявшая преимущественно из женщин самых разных возрастов. Самой молодой была двухлетняя девочка, сидевшая в коляске, а самой старой — трясущаяся высохшая негритянка с седыми кудряшками.

— Дай мне облобызать тебя, родной мой! — Дэйв крепко обнял Чувака за шею и картинно зарыдал.

Так прошло около минуты. У Чувака от напряжения начала затекать спина. Вдруг Дэйв перестал рыдать, резко оттолкнул от себя Чувака, развернул его лицом к толпе и провозгласил:

— Возлюбленные братья и сестры! Посмотрите на этого юношу! Запомните его хорошенько!

Чуваку меньше всего хотелось, чтобы кто-то его запомнил, а тем более хорошо. Вдруг кто-нибудь захочет свести с ним счеты.

— Это мой блудный племянник, которого я давно уже заочно похоронил! — с трагическим видом воскликнул Дэйв. — И благодаря моим молитвам вот небеса вернули его мне! Я удостоился милости Господней!