— Ну что, теперь ты довольна? — спросила я сестру, когда мы вернулись в нашу комнату.

Но тут же пожалела о своих словах, потому что щеки Труди и так пылали от стыда.

— Ох, Лора, — вздохнула она, — неужели ты думаешь, что мне нравится так заискивать перед этими вельможами? Конечно, нет! Но что нам остается делать? Я слишком рано поняла, что сильные мира сего никогда не сочтут нас ровней. Когда я была чуть моложе тебя, я была уверена, что выйду замуж по любви. Я любила Антуана Уилсона, а он любил меня. Так что же могло нам помешать? Но так было только в моих мечтах. А действительность оказалась совсем другой. Но его отец не разрешил ему жениться на мне, так же, как и отец Клода Дэвиса не счел тебя ровней своему сыну.

В ее голосе звучала боль. И когда сестра села на кровать, я опустилась рядом, обняла Труди за плечи.

— Нам ясно дали понять, что общество никогда не забудет о низком происхождении нашей матери. Возможно, если бы наш отец был очень богат и был бы не простым шевалье, а хотя бы графом, всё было бы совсем по-другому. Но я и сама совершила ошибку. Когда Антуан женился на другой, я в отместку ему приняла предложение Шарля Сандерса, который занимался торговлей лесом. Тогда он был богат, и я хотела найти утешение хотя бы в красивом доме и дорогих нарядах. Но сделала только хуже. Если в нас с тобой дворянской крови хотя бы половина, то в моих детях их только четверть, и они будут еще более презираемы светским обществом, чем мы с тобой. А Шарль не сумел сберечь даже того, что имел. Он проиграл всё свое состояние, и у него не нашлось денег даже для того, чтобы заплатить врачу, когда он заболел холерой. Я вернулась в дом отца как побитая собака. Что я могу дать своим детям?

— Поддержку? Любовь? — подсказала я.

Она грустно улыбнулась:

— Какая же ты еще глупышка, Лора! Любовь в нашем мире ничего не стоит. Разве ты еще не поняла? Мне становится страшно при мысли о том, за кого может выйти замуж моя дочь. За мельника? За кузнеца? Спать на набитом сеном матрасе. Есть грубый хлеб с отрубями. Стирать белье своими руками. Я вижу, дорогая, как ты стараешься, и мне бывает стыдно, что я никак тебе не помогаю. Но я не могу! Правда, не могу! Всё это выше моих сил.

Труди замолчала, когда раздался стук в дверь.

— Войдите! — крикнула я.

Дверь распахнулась. На пороге стоял хозяин гостиницы.

— Простите, сударыни, что вынужден вас потревожить, но дело в том…, — он замялся, и на губах его появилась виноватая улыбка. — Дело в том, что его светлость герцог Клермон пожелал занять весь третий этаж. А он — тот человек, которому я не могу отказать. Поэтому простите великодушно, но я вынужден просить вас переселиться этажом ниже. Комнаты там скромней, но надеюсь, что вам в них тоже будет удобно. И платить вам за них придется меньше.

Это было еще одно унижение, которое мы вынуждены были стерпеть. И оно оказалось той последней каплей, что могла вынести Гертруда. Сестра закрыла лицо руками и зарыдала. Но даже это не смягчило сердце месье Дижо.

— Я вынужден настаивать, мадемуазель, — теперь он обращался уже ко мне, — чтобы вы начали собирать вещи прямо сейчас. Его светлость настаивает, чтобы все помещения освободили немедленно.

Я сжала кулаки. Я уже ненавидела герцога Клермона!

Глава 18

Номер, в который мы переселились, был довольно скромным и состоял из двух маленьких комнат. И если я сама была этому даже рада (он будет обходиться нам куда дешевле, чем прежний), то Гертруда из-за этого сильно переживала. Она долго не могла заснуть. Я слышала, как скрипела ее кровать, когда сестра ворочалась с боку на бок.

Поэтому когда мы утром проснулись, Труди еще спала, и я не стала ее будить. Мы не стали даже завтракать в гостинице (я была еще слишком зла на месье Дижо, хотя и понимала, что отказать герцогу он не мог). Зато полакомились вкусными пончиками у палатки сладостей на Ратушной площади. А потом отправились в обувной ряд.

У меня самой были зимние сапожки, зато не было прочных ботинок, которые можно было бы носить по осенней грязи. И такие я нашла довольно быстро. Они были сшиты из толстой кожи и хорошо сидели на ноге. Они были на низком каблуке, и на них не было никаких украшений — Труди ни за что не позволила бы мне их купить, и сейчас я порадовалась, что она не отправилась за покупками вместе с нами.

А вот обувь для племянников я выбирала долго. На ярмарке было мало детской обуви, да и та, в основном, предназначалась вовсе не для деревенских дорог. И если Алену ботинки мы всё-таки подобрали, то Стефани и Сэму пришлось купить обувь большего размера, чем требовалась. Но их ножки быстро росли, так что это было даже хорошо.

Когда висевший на плече Алена мешок был уже полон от наших покупок, наступило время обеда, и мы отправились в маленькую уютную таверну на улице Королевских пажей. Мы заказали луковый суп, мясной пирог и по кружке кваса. И всё оказалось сытным и вкусным.

— Наверно, вы уже устали гулять по ярмарке? — спросила я, когда мы вышли на улицу.

Видно было, что младших уже клонило в сон.

Стефа кивнула, а Сэмми ничего не ответил, но глаза его уже были закрыты.

— Тогда идите в гостиницу и отдохните.

Я довела их до Ратушной площади, потому что боялась, что одни они могут заблудиться, а потом отправилась изучать лавочки с товарами для рукоделия на близлежащих улочках. У меня еще оставались две серебряные и несколько медных монет от того золотого, что дала мне Труди, и я решила потратить их на ткани и нитки.

Мы уже привыкли спать на грубом постельном белье и пока могли обойтись без пуховых подушек и тонких простыней. Но нам нужны были полотенца и хотя бы самые простые занавески на окна. Тут я порадовалась тому, что матушка взяла с собой из имения Ревиалей набор для рукоделия, где были иголки, булавки и ножницы.