Родственные языки объединяются в группы. Языковая группа может включать в себя многие десятки народов, как, например, тюркская, индоарийская, нахско-дагестанская или нигеро-конголезская. Но может ограничиваться одним народом (по крайней мере в настоящее время), как, например, армянская, греческая, албанская. Это похоже на то, как биология объединяет виды в роды, среди которых тоже есть как богатые видами, так и монотипичные.

Но между языковыми группами тоже обнаруживаются признаки сходства. Языковеды соединяют близкие языковые группы в семьи, подобно тому как биологи соединяют роды в семейства (термин, кстати, напрямую взят в лингвистику из естествознания). И семьи могут состоять как из множества групп, так и из одной и даже (корейцы, японцы) ограничиваться одним-единственным языком (такие языки «без родственников» называют изолированными языками). Языковых семей уже не так много, как групп и тем более языков, их на планете насчитывается всего 30–60 (в зависимости от критериев различия).

В конце прошлого века была выдвинута и заслужила широкое признание лингвистов (впрочем, далеко не всех) концепция отдалённого родства языковых семей. Стали создаваться варианты классификации семей по макросемьям, коих вообще единицы. Биология, объединяя семейства в отряды, знает и более высокие таксоны. Но для лингвистики макросемья — это верхний предел иерархии, самое крупное языковое подразделение. Выше него — только всё человечество в целом.

На этом даже отдалённое сходство между биологической и лингвистической классификациями кончается. Все виды живых существ, как стало ясно в XX веке, отделены один от другого генетическим кодом, предопределяющим их облик и не дающим им смешиваться между собой. Язык же — явление очень изменчивое и подвижное. Часто бывает сложно установить, где заканчивается один язык и переходит в другой, родственный ему. Это явление особенно хорошо заметно среди сельского населения Индии, во всяком случае так было ещё пятьдесят лет назад. Веками неподвижное, замкнутое в пределах своих деревень, население постепенно вырабатывало свои устные говоры (диалекты). Обитатели двух соседних деревень общались без проблем, а вот если случайно встречались жившие на некотором незначительном удалении, то они друг друга понимали уже с трудом. «Через семь косов (т. е. 30 км по нашим мерам) язык меняется», — так сами индийцы подметили это явление.

Контактирующие языки постоянно обмениваются между собой словами, отдельными грамматическими конструкциями, произношением некоторых звуков и т. д. Это особенно хорошо заметно по людям, долго живущим в иноязычной среде. Даже на протяжении одного поколения в их язык могут войти многие слова и идиомы, свойственные окружающему их населению. Кстати, лексика, словарный запас давно уже не служит для лингвистов главным критерием языкового родства. Важнейшее значение имеют более консервативные элементы языка — фонетика, словообразование, семантика слов.

Как видим, сам факт того, что все языки находятся между собой на разных уровнях родства, ещё не говорит об общности их происхождения и о том, что все они восходят к одному праязыку. Сходство между языками в ряде случаев может быть обусловлено их длительным соседством. Но, так или иначе, близость между языками отражает факт одновременного проживания их носителей на одной или смежной территории. Отсюда закономерно ставить вопрос: где и когда это происходило? Это и есть вопрос о прародине языковой общности. В данном случае неважно, возникла ли она из одного праязыка или из взаимодействия двух и более уже сложившихся языков.

Но поиски генетического родства, на чём основывается систематизация языков, всё же подразумевают возникновение большого из малого. Из малых таксонов вырастают более крупные. Такова логическая схема, вне которой лингвистическая классификация лишается смысла. Языки со временем выделяются в группы, внутри которых на основе обособления диалектов возникают отдельные языки. Языковая группа в итоге разрастается в целую семью или даже макросемью. Эта схема предполагает, что в далёком прошлом у всего человечества мог быть единый праязык.

Повторяю, что это лишь схема. В действительности, картина, видимо, была намного сложнее. Чтобы понять условность схемы, давайте представим, что современный лингвист на машине времени перенёсся в то прошлое, где, согласно его теории, не было столь глубоких различий между языками, как сегодня. Например, ещё не выделились группы индоевропейской семьи. Изучив язык праиндоевропейцев, что сказал бы этот лингвист? К какой бы из существовавших уже тогда групп, семей он отнёс бы его? А, очевидно, такая семья и такая группа обязаны были существовать, если верно в принципе представление о разрастающемся «древе» языков.

Вопросы к теории просты. Какова была лингвистическая классификация человечества в каком-то временном срезе прошлого? Допустим, 20 тысяч лет назад. В каком виде существовали тогда нынешние языковые семьи и макросемьи? В форме групп и семей, то есть таксонов более низкого порядка? Спускаясь глубже по шкале времён, лингвист должен был бы, по идее, замечать исчезновение таксонов высшего порядка — сначала макросемей, потом семей, затем и групп. Всё человечество представилось бы ему говорившим на одном языке. Возможно ли это? Не нашёл бы наш лингвист и тогда оснований для деления человечества по языковому признаку? Последнее более вероятно.

Отсюда видна вся условность вышеприведённой схемы. «Генеалогическое древо» языков не имеет такого конкретного содержания, как генеалогическое древо рода. Оно придумано для более удобного обращения с предметом изучения, для его упорядочения. Было бы неверно искать в нём чего-то сверх этого (впрочем, столь же условна и биологическая классификация). Критериями отличия групп, семей, макросемей одной от другой не служат универсальные признаки одного порядка. Объединение в таксоны совершается по количественному набору общих признаков, а не по качественным различиям между ними. А раз так, то и совершивший путешествие в далёкое прошлое добросовестный лингвист обязательно обнаружил бы там группы, семьи и макросемьи языков. Разве только если бы это не были те времена, когда человечество состояло лишь из Адама и Евы. Но мы пока говорим не о столь далёких временах.

В верхнем палеолите, начавшемся 40–50 тыс. лет назад, мы застаём Homo sapiens расселившимся уже по всему Восточному полушарию (а 30 тыс. лет назад — и в Западном). Разделённые пространствами в десятки тысяч километров и временем в десятки тысяч лет люди неизбежно говорили на сильно различающихся языках. Конечно, классификация, которую мог бы сделать 40 или 20 тыс. лет назад наш воображаемый лингвист, сильно отличалась бы от современной. Многих из ныне существующих языковых семей тогда не было. Точно так же какие-то языковые семьи прошлого не дожили до настоящего времени. На примере языковых групп (тохары, хетто-лувийцы, фракийцы индоевропейской семьи) мы видим это даже в историческое время, которое на порядок короче доисторического. В доисторическое время, как и в историческое, народы тоже разрастались, разделялись, смешивались, исчезали… И, конечно, мигрировали. Этногенез и этническая миграция — нет одного без другого.

Сам по себе несомненный факт древних миграций народов (его не надо было доказывать, о нём говорили и Библия, и античные авторитеты) мог породить у учёных Нового времени узкое понимание прародины как очага возникновения и расселения народа. Авраам родил Исаака, Исаак родил Иакова, и так началось избранное племя. Сам Авраам был дальним потомком Сима, сына Ноя. Значит, народ по идее сводится к одному первопредку. То, что этих первопредков должно было быть по меньшей мерс двое и у них в свою очередь, скорее всего, были разные первопредки, как-то не принималось в расчёт…