Очень хорошо, — кивнул Александр Петрович. — Садитесь на диван. Я хочу с вами поговорить.

Надежда Васильевна села на краешек дивана и положила руки на колени. С тревогой взглянула она на мужа. Весь ее облик, словно спрашивал: Ну, что же ты хочешь сказать? Не томи. Говори.

— Я сяду в кресло, если ты не против, — сказал Сашка-младший, направляясь к креслу, одиноко стоявшему возле дивана.

— Конечно не против. Садись, где тебе будет удобнее, — сказал Александр Петрович, улыбнувшись.

Сашка уселся в кресло и забросил ногу на ногу.

— Ну, давай, бать, говори, что ты нам хотел сказать.

— Да что ты отца торопишь, — повернулась к нему Надежда Васильевна. — Надумает, сам скажет.

— Есть у меня две новости, — сказал Александр Петрович.

— И одна хорошая, а другая плохая, конечно же, — рассмеялся Сашка.

— Да, что ты отца перебиваешь, — всплеснула руками Надежда Васильевна. — Дай же ему досказать, Сашка, — Надежда Васильевна взглянула на сына. Немой укор застыл в ее глазах.

— Та молчу, молчу, мам, — сказал Сашка. — Говори бать. Обещаю больше не перебивать.

— Надюша, в какой-то мере Сашка даже прав. Хорошая новость — я все же взялся за, скажем так, перо и несколько страниц сегодня уже написал. Как же это чертовски трудно оказывается, — сказал Александр Петрович. — В молодости это занятие казалось не таким трудным.

— Значит, батя, быть тебе большим человеком, — сказал Сашка. — Вот напишешь бестселлер, станешь известным, авось и на телевидение пригласят.

— Это очень хорошо, Сашенька, — губы Надежда Васильевна дрогнули и скривились в неком подобии улыбки. Как она ни старалась казаться веселой, но тревога в глазах никуда не делась. Было заметно, что Надежда Васильевна больше волнует вторая новость. В конце концов, не выдержав, она спросила:

— А вторая, что за новость?

— Был я сегодня у врача. Как оказалось, дела мои не очень… не очень хороши, — сказал Александр Петрович, чувствуя как дрогнул голос на последних словах. Страх снова решил опутать своими нитями его разум. Снова напомнил ему, какая страшная болезнь живет у него внутри.

— Что сказал врач, Сашенька? — взмолилась Надежда Васильевна. — Ну, говори же. Неужели опять язва?

— Если бы, — грустная улыбка появилась на лице Александра Петровича. — Нет, Надюш, у меня не язва. Врач сказал, что у меня… что у меня рак поджелудочной железы и жить мне осталось не больше шести месяцев.

Едва Александр Петрович замолк, тишина воцарилась в комнате.

— Вот-те на, — пробормотал Сашка и откинулся на спинку кресла. Взгляд его заскользил по потолку.

Глаза Надежды Васильевны округлились, целая гамма чувств отобразилась на ее лице за несколько секунд. Удивление, недоверие, страх, и, в конце концов, ужас. Надежда Васильевна закрыла лицо руками и заплакала.

— Нет, Сашенька, скажи, что ты пошутил, — Надежда Васильевна отняла руки от лица и взглянула на мужа заплаканными глазами.

— Таким, мам, не шутят, — сказал Сашка и тоже посмотрел на отца. Хотел бы он ошибиться в своем предположении, но отец был серьезен. Он не шутил.

— Может врачи ошиблись, а Сашенька? — спросила Надежда Васильевна. — Такое же бывает.

— Бывает, — вздохнул Александр Петрович. — Только вот бывает со здоровыми людьми, а у меня боли неспроста все же.

— Что же нам делать? Может есть лечение какое? — Надежда Васильевна вытерла слезы с глаз.

— Врач предлагает операцию попробовать, а потом химиотерапию, но надежд на это все мало, а вот убить организм вконец — это запросто. Я почитал в интернете о химиотерапии, страшные дела творит.

— А может, и правда, поможет? Давай попробуем, а? — Надежда Васильевна заглянула в глаза мужу.

— Не знаю, Надюша, не знаю. Врачи сами не верят в то, что операция поможет. Опухоль распространилась и на другие органы. А потом неизвестно еще как организм отреагирует на химиотерапию. Если уж осталось полгода, то хотел бы я их прожить не с уткой под задницей.

— Сашенька, и все же давай попробуем, — убеждала мужа Надежда Васильевна. — С Божьей помощью оно как-то может и уладится все.

— Ничего не могу сказать, Надюша. Я всю жизнь на Бога надеялся, в церковь каждый месяц ходил, а лучше бы на себя понадеялся, тогда может и не было бы ничего такого.

— Да что же ты говоришь такое, Сашка? — всплеснула Надежда Васильевна. — Бога побойся, говоришь такое.

— Боялся уже, — пробормотал Александр Петрович. — Хватит.

— Упрямый какой, — только и сказала Надежда Васильевна. — Саш, может тебя он послушается, скажи хоть ты ему, — Надежда Васильевна повернулась к сыну.

— А что я ему скажу? Не маленький же. Сам знает, что делать.

— То ж то и оно, — сказал Александр Петрович. — Сам знаю, что делать.

— И что же ты будешь делать-то? — спросила Надежда Васильевна.

— Я собираюсь… — начал было Александр Петрович, да вовремя спохватился.

— Что собираюсь? Ходить людей жизни учить? Тогда тем более меня никто не выпустит из дому. Нет, нельзя это говорить. Мало ли что взбредет Надюше в голову. Вдруг решит, с ума сошел и в психушку упечет. Что же тогда сказать-то?

— Собираюсь жить так, как никогда раньше не жил, — наконец-то сказал Александр Петрович. — Вот книгу начал писать, а дальше видно будет. Полгода — не такой уж и маленький срок. Да и что мне бояться смерти. Я свой век отжил. Сыновей вырастил, внуков дождался. Придет время умирать, умру. Все мы там когда-нибудь будем. А сейчас надо жить пока живется.

— Только как же его жить, когда знаешь о таком, — слезы снова полились из глаз Надежды Васильевны.

— Жить так, как будто не знаешь, — сказал Александр Петрович. — Жизнь продолжается, как ни как. Что его заранее в гроб ложиться.

— Тут ты бать прав, — сказал Сашка-младший. — Жизнь-то продолжается. Но делать все равно что-то надо.

— А я не собираюсь сидеть сложа руки и ждать пока старуха с косой придет по мою душу. Полгода — не ахти какой срок, кто знает, может и его у меня нет, но на это я уже не обращаю внимания. Сколько проживу, столько проживу. Главное, знать, как ты хочешь прожить это время — жалея себя и с ужасом ждать дня Х или постараться не думать о смерти, продолжать жить и делать то, что ты еще в силах сделать.

— И что же ты собираешься делать? — спросила Надежда Васильевна.

— Жить, — улыбнулся Александр Петрович. — Знаешь, Надюша, когда ты одной ногой там, — Александр Петрович показал глазами куда-то