Максим бросился сначала в одну сторону, потом в другую, но ему тут же приходилось отступать назад. И никого вокруг, зал или пуст, или тот, кто оставался здесь, передвигаться самостоятельно уже не мог. Дышать уже нечем, полотенце не помогает, легкие разрываются от гари и дыма, сверху летят горящие обрывки и обломки и падают тяжелые раскаленные капли расплавленного пенопласта. Если кто-то и остался здесь, то ему не выжить — он давно задохнулся и потерял сознание. Надо уходить, пока сам не рухнул на пол среди горящих обломков. Максим осмотрелся еще раз и сделал шаг назад, потом еще один, посмотрел по сторонам. Или ему кажется, или там, рядом с перевернутым стулом, на полу лежит человек. А рядом еще один. Одежда на них горит, но люди не двигаются. Максим дернулся было вперед, но тут с потолка рухнул пылающий ворох искр и накрыл собой лежащих на полу людей. Максим отшатнулся назад — все, им уже ничем не поможешь, сейчас думать надо о себе. Где тут у них вторая дверь? Но и это выяснить не получилось, потолок рушился на глазах, с горящих стен рвались во все стороны языки огня. Пожару придавал сил воздух, рвущийся в зал из разбитых окон. Но их было всего два или три, остальные, похоже, уцелели. Максим двинулся назад, он уже плохо соображал, что происходит, кашлял так, что казалось, еще немного и выпадут легкие. Но удержался, дополз до двери служебного входа, вывалился на улицу в снег. И лежал так минут пять, не меньше, глотая ледяной, смешанный с дымом воздух, приходил в себя. Потом отошел немного, заставил себя подняться на ноги, осмотрелся. Рядом почти никого, несколько человек лежат неподвижно на снегу рядом, кто-то сидит, кто-то стоя подпирает стену. Рядом трясется от холода парень в перемазанной сажей белой рубашке, черных брюках и ботинках на тонкой подошве и бессмысленно смотрит на Максима.

— Давай вали отсюда! — прикрикнул он на парня и подтолкнул в спину по направлению к ближайшему коттеджу. Но зря, дом закрыт, там пусто. Сегодня вся жизнь в «Сказке» сосредоточилась в ресторане, а он в эти минуты, кажется, уже догорает. Максим вытер лицо снегом и двинулся к фасаду здания. И остановился напротив — центральная дверь закрыта, рядом с ней никого. Разбиты несколько окон банкетного зала, но это он видел недавно, когда пытался войти внутрь, в глубине еще пляшут всполохи огня, и на снег под окнами падают их рыжие отблески. Похоже, что выжили только те, кто успел добежать до служебного входа, вернее, те, кто знал о его существовании. Анжеле Артемьевой, как и ее папаше, о таких вещах не положено даже догадываться. Значит, они остались там, в зале. А что с входной дверью, интересно? Максим сделал несколько шагов к ней, но передумал. Какая теперь разница, главное, что она не открылась в нужный момент. Причину будут выяснять компетентные органы, когда прибудут на место происшествия. Им можно не торопиться — все сгорело, а те, кто не успел убежать, давно мертвы. Наверное. И еще: Максим оглянулся воровато на забитую автомобилями стоянку — там тоже никого, все как вымерли. А водители-то куда подевались? Кто в хлам пьяных гостей Анжелы Артемьевой по домам развозить должен? Ладно, черт с ними, сами разберутся, сейчас не до них.

Максим вернулся назад к служебному входу, посмотрел на тех, кому повезло выжить. Высокий нескладный парень — судя по виду, из персонала — жмет кнопки на своем мобильнике, который уже раз пытается набрать номер, но пальцы не слушаются.

— Ты куда звонить собрался? — Максим отобрал у парня телефон, посмотрел на дисплей. «Нет Сети» — мигало на нем сообщение. Просто отлично — проводная связь сейчас недоступна, а мобильник здесь не берет. Максим бросил телефон парню, но тот промахнулся, и телефон грохнулся в сугроб. Официант опустился на колени и, видимо, не соображая, что делает, принялся перерывать снег. Максим не выдержал, подхватил парня под мышки, заставил подняться на ноги. Тот покачивался, как пьяный, и трясся — от кашля и холода. И даже не пытался что-то предпринять. Поискать укрытие, например. Так не пойдет, придется дать ему хорошего пинка. Максим проорал парню в лицо:

— За мной давай! — Но тот не шелохнулся. Пришлось повторить приглашение и подкрепить его парой пощечин. Официант очнулся и побежал за Максимом к ближайшему коттеджу. Остальные потянулись следом, кое-кого, правда, пришлось тащить. Максим остановился перед дверью, оглянулся. Идут, голубчики, вернее, ползут. Повезло вам, сегодня у вас второй день рождения. И быстро, пока никто не подошел близко, ножом, как отмычкой, открыл дверь.

— Давай бегом! — Максим затолкал в дом всех, пересчитал зачем-то. Одиннадцать человек, шестеро из персонала, пятеро гостей. Две девушки в полубессознательном состоянии, три молодых человека, и тоже на грани обморока. Ничего, оклемаются. Рано или поздно сюда сбегутся все, «кому положено», найдут выживших. А те ничего толком не расскажут, и последнее, о чем вспомнят, будет вид орущего, перепачканного сажей и копотью невесть откуда взявшегося мужика. Видение спишут на галлюцинации вследствие отравления угарным газом и высокотоксичным дымом от сгоревшего пластика. Все, теперь точно все, надо сваливать. Но годами отработанный навык не позволял вот так покинуть место операции до того, как будут известны ее итоги. Максим осмотрел людей еще раз, выбрал наиболее адекватного — того, с телефоном, — отвел в сторонку, к окну коридора. И показал издалека на забитую автомобилями стоянку:

— Вон та машина светлая, почти у дверей стоит — чья? Артемьева? — и чуть встряхнул парня за плечи. Тот моргал непонимающе, хрипло дышал и мотал головой. Свидетель, конечно, попался некондиционный, но делать нечего, состояние других еще хуже. Расползлись по коттеджу и попадали кто где, этот хоть на ногах держится. Максим повторил вопрос и еще раз, легонько, съездил парню по щекам. Тот вскрикнул слабо и уловил наконец суть вопроса.

— Нет, это друг Анжелы, или ее жених. Ее отец на другой приезжал, черной, его сегодня не было. Это для ее друзей вечеринка была, без родителей, — сообщил официант и согнулся от приступа кашля.

На черной. Мог бы и сам догадаться. Максим развернулся молча, вышел из дома и зашагал прочь. Прошел мимо «Сказки», обошел стоянку машин. Там уже началась движуха, водители мечутся бестолково, орут друг на друга, кидаются к двери ресторана и отбегают обратно. И размахивают зажатыми в руках мобильниками. Сети нет, толку-то от ваших криков.

Максим отвернулся и зашагал прочь в темноте мимо сосновых стволов по глубокому снегу к забору, нашел лазейку. И почти всю ночь, пока шел через лес и по дороге к дому, сторонясь людей и машин в своей обгоревшей, пропахшей дымом одежде, думал только об одном. Что в который раз все получилось неправильно и не так, как он планировал. Что снова погибли не те, чье время, по расчетам Максима, уже пришло. Что произошло в «Сказке» и кто виноват, что в огне погибла дочь Артемьева? «Я этого не хотел», — твердил без конца Максим, даже когда уже вернулся домой, отмылся от сажи и копоти и попытался заснуть. «Я не хотел, все получилось само собой», — крутилось в голове, а глаза еще слезились, в горле першило. Как теперь поведет себя Артемьев, как поступит, чего от него ждать? И чего вообще можно ждать от человека, потерявшего единственного ребенка? Да всего, чего угодно. Теперь снова ждать, выслеживать, собирать крохи информации. И готовиться в любой момент перейти из анабиоза, в который затягивала неопределенность, к нападению, быть готовым ударить первым.