Клотар дважды отъезжал в сторонку, я дивился, даже не слезает, но он снимал с крюка арбалет, прикладывал к плечу. Любопытствуя, я приотстал, а когда поравнялся с повозкой, у ног кучера лежат подстреленные крупная птица размером с гуся и огромный молодой заяц.

Сам Клотар снова уносится вперед, слева от седла поблескивает отполированным прикладом небольшой арбалет с толстой дугой, очень дорогая и сложная штука. Мой лук в сравнении совсем архаика, все-таки арбалет — дитя науки и техники, передовое слово, а у меня дикарский лук, да еще с примесью непонятной магии.

Я оценивающе посматривал на его арбалет. В моем мире считают, что арбалет бьет мощнее лука, но слишком уж медлителен, однако четыре стрелы в минуту — это не так уж и плохо. Тем более что арбалет бьет железными короткими стрелами, именуемыми здесь болтами, что прошибают железные доспехи, как тонкий картон.

У Клотара с лица не сходит злобное выражение, что и понятно, такие не любят проигрывать, слишком долго походив в победителях и привыкнув быть победителями всегда. А если учитывать, как он умело пользуется арбалетом, то уж точно поворачиваться спиной не стоит.

Дорога тянулась по зеленой равнине, справа и слева глубокие выбоины, словно там прошли колонны танков, иногда в сторонке проплывает кучка деревьев. Иногда ничего необычного, иногда же я, хоть и не знаток деревьев, но мог поклясться, что таких не существует ни в лесах, ни в джунглях, ни в саванах.

— Разве что в лабораториях, — пробормотал я себе. — Моды, моды, модификации… генная инженерия на марше…

Сзади послышался топот, брат Кадфаэль догнал на своем муле, в самом деле скоростное животное, сказал торопливо:

— Там впереди, если чуть левее, нечестивый идол!

— Мы двигаемся к Югу, — напомнил я. — Чего ты ожидал?

— Здесь христианские земли, — возразил он твердо. Я посмотрел на него выразительно, на руки, где шрамы от штырей, Кадфаэль добавил торопливо: — В основном!..

— Я слыхивал, что сохранение мира требует усилий в сто раз больших, чем победа в самом лютом бою.

— С врагом никогда не будет мира, — заявил Кадфаэль твердо. — Никогда!

— Да-да, — согласился я, — Добро победит зло, поставит на колени и зверски убьет.

— Почему зверски?

— Ах да, церковь предпочитает без пролития крови… То-то у тебя вон дубина.

Он сказал, защищаясь:

— Это не моя! Мне ее вместе с мулом дали!

Я проследил за его взглядом, левее у дороги начал вырастать некий обелиск. Зайчик охотно повернул, ветер засвистел в ушах, и когда за спиной послышался дробный стук копыт мула, я уже несколько минут рассматривал странный памятник… если это памятник.

Пес, примчавшись со мной ноздря в ноздрю, пошел нарезать кругами вокруг, а я еще не успел даже рассмотреть саму скульптуру, как уже ахнул от восторга при виде пьедестала: стопка книг, очень умело высеченных то ли из розового мрамора, то ли из металла, но впечатление такое, что огромные толстые фолианты сложены аккуратно один на другой… ну, с той аккуратностью, какую могут проявить ученые, то есть кое-как, словом, в художественном беспорядке: чуточку вкривь, вкось, одни толще, другие тоньше, разного размера, от этого стопка книг выглядит удивительно живой.

И существо, забравшееся наверх, выглядит усталым библиотекарем, что не желает себе другого пьедестала, как родные книги. И чем стариннее эти книги, тем дороже, любимее, желаннее.

И тогда, когда всмотрелся в существо, по спине пробежал озноб, а нервы заледенели. Там сидит не человек, даже не млекопитающее. Скорее, нечто вроде спрута или осьминога.

— Это нужно уничтожить, — крикнул брат Кадфаэль яростно. — Это создание рук почитателей Сатаны!..

Я не мог оторвать взгляда от старинного обелиска.

— Знаешь, брат Кадфаэль… Самые непримиримые инквизиторы, что жгли всю империю майя, инков и ацтеков, начали собирать остатки их поверженной культуры. Понимаешь, мы — победители! А этот реликт уцелел от мира побежденных. Христианство — еще и милосердие, не слыхивал? Если повержен, уже не враг.

Вдали по дороге бодро катила повозка. Клотар и возница смотрели в нашу сторону, даже окошко приоткрылось, леди Женевьева Лира Рэд изволила полюбопытствовать, что мы делаем у языческого идола.

— Пойдем, — предложил я. — Не думаю, что я могу сокрушить то, что простояло века… и миллениумы.

Он посмотрел на меня с подозрением.

— Договаривайте, брат паладин. Дескать, если бы даже и могли…

— Такие вещи лучше оставлять недоговоренными, — сказал я мягко. — У нас хватит проблем.

Он некоторое время ехал рядом, теперь повозка маячит впереди, сказал вполголоса:

— Да, это верно. Я поговорил с кучером, он много чего рассказал… Человек словоохотливый. Словом, нам надо оберегать девицу не только чтобы ее не захватил Грубер, но и…

Он замялся, я спросил также шепотом:

— Что?

— Говорят, она по уши влюблена в этого Грубера.

— Что? — повторил я в полной растерянности.

— Так говорят, — ответил он торопливо и выпрямился, всматриваясь в повозку, что вроде бы ускорила движение. — Только поэтому старый граф и отправляет ее отсюда подальше.

Я тоже посмотрел вслед повозке.

— Тогда он прав. Обучить его дочь хорошим манерам в самом деле не мешает. И привить чуточку вкуса.

— Брат паладин, — проговорил он невесело, — боюсь, что придется приглядывать и за нею тоже.

— В смысле?

— Чтоб как-нибудь не сбежала на привале, если этот красавец барон окажется поблизости.

Я стиснул челюсти, огляделся по сторонам. Пока что по сторонам равнина с редкими островками леса, но встречаются и овраги, густо заросшие кустарником. Когда дорога проходит по самому краю, становится неуютно. Но дороги прокладывают осторожные купцы, так что овраги пока что в сторонке. Повозка идет резво, кони прекрасные. Теперь понятно и то, почему отец постарался дать нам самых быстрых коней.

— Боюсь, — сказал я, — в этом случае Грубер уже знает, куда мы везем его невесту.

Кадфаэль зябко повел плечами.

— Да уж… А здесь не в городе, к народу за помощью не обратишься.

— За помощью? — переспросил я. — Народ предпочитает оставаться в сторонке.

Он вздохнул.

— Беда в том, что это Грубер может в этих краях собрать народу не мерено. Здесь его земли. Ну, не совсем его, но край здесь пустынный. А он в таких местах — король.

Клотар подстрелил еще одного оленя. Не понимаю, зачем нам столько, целую неделю надо сидеть на месте и жрать не переставая, но, оказывается, я забыл, что здесь зеленые еще не создали своих партий, а нормы отношения к природе несколько иные. Клотар моментально вырезал самую нежную филейную часть и бросил кучеру, остальное осталось позади на дороге на радость ястребам и мелким лесным зверькам.