и несколько секунд наслаждался свободным падением, ощущая, как перехватывает дыхание и замирает сердце. Перед землей остановился и полетел в сторону каньона.

Я опустился в его бездонную пропасть на самое дно и теперь, не торопясь, брел по высохшему руслу реки. Впереди снова мелькнула тень, но я уже знал, кто меня ждет.

У входа в черный туннель стоял Синг. Глаза Синга светились синим огнем. Он медленно пошел ко мне.

Я толкнулся ногами и вылетел из каньона.

Сбивая Синга со следа, отыскал в ближайшем переулке горизонтальный лифт и набрал три нуля.

Код кабинета Принца.

Этот номер был на всех бланках, картах, визитках.

На самом деле, я даже не знал, где именно в гостинице находился его кабинет. Но был совершенно уверен, что скоро там окажусь.

Я ничем не рисковал.

Принца не могло быть на месте, он готовился к открытию. А кабинет никогда не запирался, таков был его стиль… И этот стиль мне нравился, он вполне мог стать моим.

Через пять секунд я стоял в кабинете Принца. Как и предполагал, коридор был пуст, а дверь открыта настежь.

Я прикрыл ее и огляделся.

Странное чувство охватило меня, будто я тут уже был.

Светлая комната без зеркал. Белые стены, белый потолок, занавески. За окном море и скалы, высота метров тридцать.

Явно не нулевой этаж…

На стене гравюра в черной рамке. Предельно лаконичная — шесть точек. Как на игральной кости, два ряда по три, друг над другом.

Под картиной на подставке два меча в ножнах.

В стеллаже икебана из сухих ветвей и цветов. Рядом, между книг, глубокая рамка, в центре которой притаился глаз. Настоящий глаз с карей радужкой.

Книги самые обычные. В основном — словари. Общего языка, языка живых, языка мертвых, магического языка.

Большая галактическая энциклопедия, история магии, несколько стихотворных сборников. На полке ниже черный паук в стеклянном кубе.

Дагерротип на столе.

В нем запечатлены двое школьников младших классов — брат и сестра.

Было непонятно, кто они, вначале я принял их за детей Принца. И лишь позже понял, что это его ученики, а он их наставник.

Смеющиеся мальчик и девочка в форме местной гимназии, складывали из пальцев треугольники, как земные дети складывают сердца.

Один вверх, а другой вниз.

Девочка сложила верхний треугольник, а мальчик нижний.

В дагерротипе хранилась запись. Я коснулся ее взглядом и увидел тот момент. Картинка ожила, и я услышал их смех, слова любви, обращенные к Принцу.

Прочитал на паспарту цитату, набранную типографским шрифтом:

«Небо вверху, небо внизу,

Звезды вверху, звезды внизу,

Все, что вверху, то и внизу…»

И ниже от руки:

«Грег и Фрея, с любовью. Навсегда.»

Чуть дальше на столе обнаружил папки личных дел и с удивлением узнал наши анкеты.

Оказывается, на нас были собраны досье…

Прикасаться к чужим документам было запрещено. Кодекс однозначно трактовал этот аспект свободы воли. Можно было видеть только то, что было открыто.

Анкета Ильи лежала поверх досье.

Я, улыбаясь, читал ответы Ильи корявым почерком. Рядом рукой Принца были внесены исправления.

Пол: «Ыыы». Зачеркнуто. Сверху твердым почерком Принца: «Оболтус».

Планета проживания: «Альтерния». Исправлено: «Земля 29».

Вид: «Абуминог». Зачеркнуто. «Человек». Зачеркнуто.

Сексуальные предпочтения: «Сольфеджио», пищевые: «Креведко». Примечание почерком Принца: «Прописать абуминогу ремня и креветок».

Виднелся уголок моей анкеты.

Слово «Летчик» не было зачеркнуто, но сверху буквами общего языка добавлено: «Пилот».

Я ощутил на себе чей-то взгляд и обернулся. Паук в стеклянном кубе смотрел множеством глаз.

Куда бы я не пошел, он поворачивался в ту же сторону. И я догадался, почему Принц быстро обнаружил точку наблюдения. Он почувствовал взгляд, вот почему.

Я приблизился к стеклянному кубу.

На спине паука виднелся серый орнамент. Те же шесть точек, что и на гравюре, только соединенных между собой линиями.

Паук выполз к стеклу, поднялся на камень, разглядывая меня. Я коснулся его крохотного сознания. Но, увидев свое лицо, искаженное взглядом множества глаз, вздрогнул и сразу же разорвал связь.

Паук вел непрерывную запись происходящего.

Он охранял кабинет.

Я сделал ошибку не только став видимым, а вообще придя сюда. В этом не было ничего криминального, просто я не хотел, чтобы Принц знал о моем визите.

Кабинет имел статус публичного места, доступного для восприятия, не защищался магией, ни простым запретом или предупреждением…

Он даже не запирался.

Принцу нечего было скрывать. Вся его жизнь была на виду, кроме камня, который он носил внутрь себя…

Я в задумчивости смотрел на паука.

Открыл куб и разместил точку наблюдения в россыпи крохотных черных глаз. Теперь мой взгляд терялся в его взгляде.

Оставалось решить, что делать с записями паука… Память была небольшой, всего три дня. Я быстро промотал ее: ничего интересного, в основном кабинет пустовал. Скорее всего, Принц ничего даже не заметит…

Я осмотрелся истинным взглядом, устраняя следы своего присутствия.

Стал невидимым.

И, проходя сквозь стену, стер пауку память.

#

2.

Бал, который давал Принц в честь открытия Тридцать Первого сезона, начинался пустым и бесцветным днем.

Но еще заполночь, в одном из заброшенных отростков гостиницы-монстра, слуги в черном отперли двери, и в необъятных темных залах, обычно всегда пустых и холодных, были зажжены свечи.

И, гонимый порывами мелкого дождя, я летел над мрачными лабиринтами зданий западного крыла.

По земле стлался туман, из разинутых оконных ртов на меня смотрела хищная чернота. Впереди мерцала цепочка огней, начинался бал, и я беспокойно спешил на их свечение.

Опустился на балкон с причудливыми барельефами на каменных тумбах и лепными вазами для цветов.

Спрыгнул с перил.

Двери были распахнуты настежь. Слышались музыка и голоса. Взволнованный женский голос глубоким контральто читал:

— Предмет насмешек ада, тень…

Я шагнул, отодвигая рукой тяжелый гобелен, и оказался в зале.

Балконные двери располагались рядом со сценой, залитой светом прожекторов. На ней стояла девушка в трагическом платье перед строем мужчин в окровавленных костюмах зомби.

Мое появление прошло незамеченным. Женский голос продолжал:

— … Призрак, обманутый судьбой, бессмертной раною убит…

Я, пригнувшись, крался в первом ряду зрителей, и тут меня окликнули, я оглянулся, но никого не увидел в полумраке.

Женский голос чувственно сказал:

— … Ты обернешь молящий взгляд… — и после паузы, тише. — … И строй кровавый закричит.

Кто-то еще раз окликнул меня, я выпрямился.

Вдруг прожекторы переместили лучи, выхватывая мою фигуру из тьмы, и девушка, указав на меня рукой, завершила обвинение:

— Он виноват…

И строй зомби следом за ней хором подтвердил:

— … он виноват!

Я стоял ослепленный светом прожекторов. В кедах,