– И на каждую дверь есть отмычка или лом. – Эдвард встал. – Я поеду в Тальвиль, но с одним условием.

– Каким? – Вопрос дался тяжело, он расцарапал горло и вырвался клокочущим рыком.

– Твоей ноги в этом городе не будет. – Эдвард впивался колючим взглядом в свою сестру.

– И все?

От неожиданности Кристин вцепилась в свою сумку. Пальцы побелели, вспотевшие ладошки отозвались болью. Так, будто в руках она сжимала вовсе не ремень, а острые, впивающиеся в кожу шипы.

– Все, – он произнес слово коротко, резко, словно обрезал навсегда связь между ними. – Не думал, что твоя дверь разлетится в щепки.

Эдвард зло глянул, легким движением набросил на плечи пальто, висевшее в углу, и вышел. Там, в чертовом кабинете, остались ворох макулатуры, потрепанные фотографии и осколки. Он навсегда попрощался с единственным близким человеком, который так и не попытался заглянуть в его душу.

Навсегда покинул помещение, которое пахло кровью, пылью, отсыревшей бумагой и выцветшими чернилами – горьким тленом и пустотой.

Теперь же Эдвард слонялся по улицам Ластвиля, вспоминая прошлое и ожидая, пока Кристин покинет Тальвиль. Он дал себе обещание не находиться с ней в одном городе, пока есть возможность. И сейчас жалел об этом. Что-то его тревожило, но что – понять не мог.

Метель затихла. Тихий, холодный и, как обычно, серый вечер. Все шло по привычному кругу: продажа хлеба, разнос заказов, выпечка, уборка, подсчет товара, который привез Коул. В пекарне пахло дрожжами, ванилью и дровами. Этот аромат разлетался по этажам, словно хотел наполнить каждый угол своим теплом.

Ани потерла глаза и устало села на кровать, утопая в большом пуховом одеяле. Ей хотелось уснуть в то же мгновение, насладиться теплом, забыться…

Призрачные тени наполняли мансарду, плясали странными фигурами на стенах, мигали из-за легких порывов ветра и снова возвращались. Под вечер вновь отключили электричество, и небольшое помещение наполнил теплый свет нескольких восковых свечей. Издали доносились тихие голоса, они терялись, путались, смешивались с шумом ветра за окном и тонули в тишине. Аннетт вздохнула и натянула вязаный свитер. Он был ей велик, но именно за это она его и любила. Мягкий на ощупь, свободный. Иногда казалось, что такие вещи нужны вовсе не от холода, а от вечерней хандры, которая мешает спать.

Коул затопил камин на втором этаже, и горячий воздух понемногу нагревал широкую кирпичную трубу на мансарде. Ани закрыла глаза, на ее губах появилась улыбка. Так, застыв, она наслаждалась теплом и старалась услышать тихую музыку, играющую где-то на улице. Медленную, спокойную мелодию, которую прерывал завывающий ветер. В эти секунды все превращалось в странный дуэт: едва слышной обрывающейся музыки и протяжной партии ветра.

Атмосферу нарушил скрип двери. Из-за нее показался Роберт: с нелепо растрепанными волосами и парой книг. Он любил читать по вечерам. Коул разрешал наведываться в его библиотеку и на некоторое время брать книги.

– Я думал, ты уже спишь, – Роб улыбнулся. Казалось, от недавней усталости не осталось и следа, и он с горящими глазами спешил полистать пожелтевшие от времени страницы, наслаждаясь историями. – Замерзла или не можешь уснуть?

– Нет, все в порядке. Просто хотелось посидеть. – Ани заправила волосы за уши – чтобы не мешали. – Жаль, что свечи совсем скоро догорят.

– Я принесу с кухни другие, Коул привез новые. Должны гореть дольше, воска в них раза в три больше. – Он положил книги на тумбу возле кровати. – Насладимся медовым ароматом немногим дольше.

– Если хочешь почитать – приноси, а мне без надобности, чего зря жечь?

Роберт неспешно подошел к Ани и сел рядом. Теплая рука легла на хрупкое плечо, и она невольно вздрогнула.

– В темноте так много воспоминаний, которые не вовремя тревожат сознание, – он тяжело вздохнул.

– Все-то ты знаешь, – Ани цокнула, помотав головой. – Вот только почему по вечерам становится так тошно?

– Ты просто устала, отдыхай. Просто тяжелый день.

На губах Роберта заиграла улыбка. Он задумчиво изучал реакцию Аннетт, но при этом его взгляд был непривычно теплым, не безразличным, как днем, как при других. Ани не понимала этих перемен.

– Спокойной ночи.

Он чуть сжал ее пальцы, после чего потушил свечи. Наступила тишина. Ни шипения фитиля, ни привычного перелистывания страниц. Роберт просто прервал все, чего можно было ожидать. И теперь тишина еще больше напоминала о прошлом. Вот только все это становилось неважным, как только всплывали свежие, теплые воспоминания. Совсем недавно была осень. Сначала холодная, болезненно напоминающая о боли, но со временем все меняется. Важно, что именно ты помнишь о прошлом, важно, что это тебе дает в будущем.

В прошлом

За окном лил дождь. Его мелодия захватывала тишину, окунала ее в поток воды, разрывая нависшее угнетение раскатами грома. Холодный ветер словно шелк скользил по коже.

Роберт с облегчением вдохнул свежий воздух. Ему хотелось насладиться легкостью и землистым запахом брусчатки. Синее полотно воды смыло ненавистную пыль.

Давным-давно перегоревший фонарь одиноко нависал над ним так, будто говорил: «Прячься, не стоит здесь стоять». На первом этаже пекарни зажегся огонек, мигнул и затерялся среди густых занавесок и стеллажей. Роберт вздохнул и прижался к стене. Небольшой козырек у входа не спасал от косых потоков воды.

Дождь, словно чувствуя его одиночество, забарабанил сильнее. Но Роб не двигался. Он стоял, наблюдая за тем, как бурлила под ногами река, как ее пенящийся поток закручивал зеленые листья, затягивая их в узкие каналы вдоль улицы.

– Промокла? – Слова почти затерялись в раскате грома, но Ани, забежав в укрытие, приветливо улыбнулась. – Пойдем, а то простудишься…

Аннетт замотала головой и поставила пустую корзину на пол:

– Давай побудем тут хотя бы минутку. – Она завороженно смотрела на улицу, прижимая озябшие руки к груди.

Роберт не спорил. Он бережно обнял Ани за плечи и прижал к себе. Она улыбалась, раз за разом вдыхая запах дождя. Крепко сжимала горячие пальцы Роберта, надеясь, что его тепла хватит, чтобы побыть здесь еще немного.

– Нам пора, – негромкий мягкий голос возвращал в реальность. Словно чувствовал – мысли Аннетт далеки от прохладного летнего вечера. Они там, куда не стоит возвращаться: в воспоминаниях.

– Уже? – В голосе прозвучала тревога, и она тяжело вздохнула.

– Молли оставила для тебя яблочный пирог и печеную тыкву, – Роб рассмеялся. – Не знаю, как ты управишься с подгоревшей тыквой, но мне пришлось делать вид, что это невероятно вкусно. Ты же знаешь Мол – будет смотреть за каждой ложкой и переспрашивать, все ли удалось. Попробуй скажи, что нет!