Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Воздух, касавшийся открытого лица, был свежим, холодным и натуральным. Платформа опустилась на землю, и я зашагала прочь, не дожидаясь остальных.
– Один час! – крикнула я, не оборачиваясь.
Никто не ответил, ну и не надо. После напряженной атмосферы на борту широкие горизонты и виды убогого поселка вливались в душу, как тоник, а прикосновение солнечного луча ласкало кожу.
За неимением лучшего я двинулась по главному проезду, старательно обходя самые грязные лужи. Местные глазели из окон и дверных проемов. Наверное, как раз в таких захолустных нужниках неостерегшегося торговца пырнут ножом и ограбят на второй дюжине шагов. Я, задрав подбородок и прищурив глаза, встречала чужие взгляды с уверенностью, что меня-то никто пальцем не тронет. Одно дело – торговцы, и совсем другое – личный состав «хищника». Корабли этого класса по заслугам считались самыми свирепыми, а откуда здешней деревенщине знать, сколько оружия оставила себе «Злая Собака», пусть и ходившая теперь под флагом Дома Возврата.
На полпути до конца улицы, в двадцати пяти шагах от края поля, мне попался салун. Стены из обтесанных глыб местной породы, крутая крыша выстлана плотным дерном, дым уходит в трубу из старых жестянок. Перед дверью стояла доска с ценником. Внутри я обнаружила каменный пол, столы и стулья, напечатанные по устаревшей стандартной программе, и длинную деревянную стойку, за которой бармен протирал фаянсовые кружки утратившей белизну тряпицей.
Под потолком ярко горели длинные светильники. Если здесь чего и хватало, так это энергии.
Местный напиток представлял собой этиловый спирт, сдобренный лишайником. Стоил он втрое дешевле фруктового сока и вдвое дороже чистой воды, а пахнул плесневелым бельем. Первый глоток подарил мне гнилое очарование размокших грибов, а по пищеводу прошелся грубым наждаком. Я утерла глаза рукавом.
– К этому вкусу надо привыкнуть, – подмигнул мне бармен.
Я толкнула к нему стакан за новой порцией:
– Не успею, я здесь ненадолго.
Задняя дверь вела на деревянную веранду. Дощатый пол, залитый ясным зимним солнцем, манил мечтами об иной жизни. Я присела на перила и, вертя в руках выпивку, стала разглядывать ровную даль плато.
Я не всегда была такой одинокой. Было время, любила, и меня любили.
Его звали Седж. Техник гидропонной станции на одной периферийной звезде. До войны мы три месяца прожили с ним на вилле в бухте греческого острова Наксос. У Седжа были светлые, как песок, длинные волосы и синие глаза, яркие и живые, как взъерошенное ветром море. Днем у нас был пляж, и гавань, и долгие прогулки среди оливковых рощиц над белыми домиками городка. Ночью была музыка из таверн и цепочки веселых огоньков в кронах деревьев. Мне думалось: держи его покрепче, и так будет всегда. Но в долгие годы конфликта нас разнесло по сторонам. В бурлении, охватившем весь обжитый человечеством космос, связь между системами стала, мягко говоря, ненадежной. Последнее, что я о нем слышала: получив ложное известие о моей гибели на Пелапатарне, он ушел с экспедицией в галактику Андромеды, записавшись в число сотни представителей человечества, принятых на борт снарядившими корабль скакунами – расой метрового роста кузнечиков с дальнего края Множественности. Путь им предстоял в один конец – два с половиной миллиона световых лет. Даже прыгая через высшие измерения и производя горючее по пути, корабль скакунов должен был достичь цели через тысячу лет. Седж, поверив, что меня нет в живых, вместе с другими людьми лег в анабиоз. Если ничего не случится, он, не старея и не видя снов, продремлет еще тысячу лет после моей настоящей смерти.
От этой мысли делалось невыносимо грустно.
Я допила жидкую плесень и втянула носом морозный воздух. Сухую траву плато щипали козы, звенели колокольчиками. За спиной скрипнули дверные петли, и на веранду вышел крепко сбитый мужчина. Поношенный деловой костюм, черная рубашка, грязно-желтый шейный платок… под его тяжестью скрипели половицы.
– Не трудитесь вставать, капитан.
Он ухватился за перила веранды, окинул взглядом поля и, потянув носом воздух, с наслаждением выдохнул.
Я уставилась на дно своего стакана. Грубить не хотелось, но и общаться я была не в настроении.
– Чем могу быть полезна?
Он, все так же крепко сжимая перила, обратил ко мне глаза цвета сепии.
– Простите, что нарушил уединение, – он слегка поклонился, – просто хотел поприветствовать вас в нашем маленьком городе. Меня зовут Арман Малч.
Он вытер мясистую ладонь о штанину и протянул мне:
– Я генеральный директор этого поселения.
– Чем могу быть полезна, господин Малч?
– Вижу, вам нравятся наши пейзажи.
– Сильно отличаются от стен корабельной каюты.
– Не сомневаюсь, – сказал он и облокотился на перила. – Позвольте принести вам новый напиток?
– Нет, спасибо.
– А поесть не желаете?
Я слезла с перил и развернулась к нему:
– Вы очень любезны, но у меня всего несколько минут.
– Куда-то спешите?
– Спасать терпящих бедствие.
– Ах… – он прихлопнул ладонями. – В таком случае не стану больше отнимать у вас время.
– Спасибо.
– Просто у меня к вам предложение.
Я вздохнула, но глаза не закатила – сдержалась.
– Простите, господин Малч. Я вас слушаю.
– У вас большое судно, капитан, – улыбнулся он.
– Да.
– Рассчитано сотни на две человек?
– На триста.
– А сколько сейчас на борту?
Я начинала понимать, куда он клонит.
– Четверо.
Он заулыбался еще шире. Не то чтобы потирал руки, но по лицу было похоже.
– Значит, у вас полно свободного места?
– Я уже сказала: мы спасатели. В Галерее потерпел бедствие лайнер, девятьсот человек. Если уцелела хотя бы половина, у нас не останется ни единого квадратного метра.
– А-а…
– Итак, господин Малч, что вы хотели предложить?
Он пожал плечами, признавая себя побежденным:
– У нас тут гражданская война. Людям туго приходится. У меня сотня семей, с радостью оплативших бы выезд с планеты.
– Сожалею, но у меня нет мест.
– Просто к нам так редко заходят корабли…
– Верю, но ответ по-прежнему отрицательный.
Малч развел руками:
– Капитан, я вас вполне понимаю. Но я не мог не попытаться.
Улыбка его стала жалкой. Он тронул меня за плечо:
– И все же, если вы на обратном пути будете проходить мимо и у вас останется место, вспомните мою просьбу. Они готовы заплатить много, причем наличными, – он потер друг о друга пальцы свободной руки, – хватит на нас обоих.