– Согласен. Я тоже очень жалею. Назови свое имя.

– Твое? Чмо.

– Нет, глухарь, бл**ь. Твое имя!

– Мог Киллиан.

– Все, в порядке, я конечно не помню твоего имени, но если оно звучит ущербно, значит все верно. Сейчас я верну тебя к жизни.

– А я что-ли мертв?

– Нет, жаль бл**ь.

Я очнулся, в глазах немного слепило светом, но вот это уже очень даже нормально. Установка киберимплантов кое чем не похожа на большинство обычных операций. Ты не отходишь от них по две недели. Ты встаешь сразу. Я встал, посмотрел на правую руку. Вместо нее была так называемая рука гориллы.

– Ну, пошевели ей.

Я встал и начал ходить по комнате и в это время потихоньку двигал рукой. Сначала было тяжело, но через время я уже мог делать удары.

К окну в комнате подлетела очень грязная машина, оттуда слышались крики:

– Виновники в безработице!

Ханк подбежал к окну и нажал кнопку около него, окно

отгородилось железной занавесью. Слышались удары об эту занавеску.

– С*ка, опять эти леваки!

– Что происходит? – спросил я. – почему они говорят о каких-то виновниках?

– Потому что по их мнению виновник я!

Дверь в его комнату начали выламывать и кричать.

– А, опять проявляют недовольство к замене людей на роботов?

– Да, именно и я уверен, что ты тоже недоволен, но послушай меня, прошу! Мы все роботы, все до единого, на деле понимаем весь ужас ситуации, у вас отобрали работу. Но не мы в этом виноваты, виноваты те, кто решил, что вправе заменить человеческий труд на роботизированный. Решили что не нужно после всей этой замены делать так, чтобы люди и не нуждались в работе низкого класса. Так дело не только в работе..

В комнату ворвался человек и закинул гранату-липучку прямо в грудь рипера.

Я воскликнул:

– Нет!

Рипер с гранатой на груди и он не предпринял попытку ее снять. Он медленно развернулся к иконам Ахара, присел на колени и поставил руки за голову. Я ударил правой рукой того человека и он отлетел на другой конец коридора. Из его рук выпал таймер. Пятнадцать секунд. Я подбежал к Ханку, выхватил гранату от его груди и кинул в коридор. Ханк свалился на пол. Из его динамиков послышались звуки рыдания.

– Ты плачешь?! – удивился я.

Ханк встал с пола.

– Нет, бл**ь. Это чертов алгоритм, что я мол должен сейчас плакать от столь проницательной истории. Но я пожалуй расскажу анекдот.

Я сел на кровать и в этот момент сзади меня обрушились осколки потолка и подорвалось окно. Ханк говорил очень плохо, граната повредила какую то запчасть.

– Приходит человек, говорит: Шаурму можно? Шаурмист отвечает: одну, две? Не, две моя жопа не выдержит. Шаурмист смотрит на него хмурым лицом и ответил: да ну, не дури. От моей шаурмы…

Я прервал его:

– Ханк, ты же чуть не умер.

– Ну, не стоит отчаиваться.

– Стоит, мы живем в ужасном мире.

Я вышел из комнаты, обходя ногами осколки бетона и стекла. Трудно оценить, что это было. Люди проявляют свою ненависть, однако это чересчур. Когда я смотрел на все эти осколки, слышал крики недовольных людей, я думал об одном: почему сражаются два народа между собой, когда при этом виноват третий? Видят ли они это, что виноват третий? По крайней мере я увидел, и Ханк тоже. Ханк – он прав. Сорока решила, что она вправе оставить все так как есть. Точнее, нет. Они не оставили, они же просто разделили мир! Они будто разделили мир на нелюдей и людей. Мол, снизу грязные и неграмотные животные, а начиная со среднего этажа вот люди. Насколько же я зол на эту систему, и не я один, это видно по бунтам. Люди потихоньку начинают снова проявлять свое недовольство.

Причем, стоит отметить, что бунтует лишь низкий класс, а остальные классы в большинстве своем молчали. Были конечно выдающиеся политики, философы, которые выражали свое недовольство к происходящему, однако число таких людей тщетно мало. Большинство же просто замкнули рот, ведь их же это не касается, по их мнению. Неужели люди так привыкли к сладкой лжи? Не готовы они к горькой правде, прячут ее от себя, отмахиваясь рукой. Но а что удивительного? Они дали развитие AI в искусстве, получили горькую правду.

Стоп! Как же все сходится! Люди начинают бунтовать против роботов, а Джеймс Гунсберг словно с небес свалился. Мое видение правдиво, я уверен. В нем не стоит сомневаться, хотя хотелось бы и к сожалению это высшей степени глупость. Я встретил Мишу, и сел с ним в машину с огорчением внутри, словно я ребенок, который узнал, что Санты нет. Миша смотрел на меня очень злым лицом, мне уже было понятно, что он чем то очень сильно недоволен.

– Что-то случилось? – спросил я.

– Посмотри в окно. – ответил Миша.

Я промолчал.

– Я тебя ждал девять часов!

– Радуйся. Это же около четырех прочитанных комиксов.

Я начал глядеть в случайное окно случайного небоскреба и раздумывать.

– Машина была заперта!

Я плохо слышал его слова, я плавал в своих отчаянных мыслях. Я отодвинул водительское место, на котором я находился, в позицию с прямым углом. Я посмотрел на свою правую руку, взял одно из писем Александры, сжал его в кулаке и бросил его в окно.

– Что с тобой?

Я достал сигарету и закурил. Я выдувал кудрявый дым, я внимательно смотрел на каждую ее частицу. Один взмах моей руки и дым теряет всю свою своеобразную красоту и превращается словно в рассыпанный пепел. Я купил эту пачку сигарет, я ею пользуюсь по предназначению.

Наконец, я все таки вымолвил слово:

– Миша. Представь, что слово власти, его плохие решения – это вода, которая выливается в большую кастрюлю. Плохие решения – это то, что наносит только вред бытию народа, а верхушке прибыль. Эту кастрюлю власть ставит на плиту, плита это народ, страна. Она выполняет свою функцию, которая предназначена властью. Власть берет и наливает воды в кастрюлю, причем наливает так, что еще капелька и вода будет стекать, как слезы, по стенкам кастрюли и падать на поверхность плиты. А потом сыпет туда ингредиенты, это то, чем он будет питаться – его выгода. Ты же согласен, что борщ не получиться варить без воды? Без каких либо решений власть не получит ничего. Так и вот, он начинает все это кипятить, использует всю силу плиты на максимум, и вот! Температура воды достигает вершин и кипяченая вода стекает по стенкам на плиту