— Ерунда. — Никита ободряюще улыбнулся. — Глаза боятся, а руки делают. Не думаю, что это сложнее химии органических соединений, которой вы занимаетесь. И потом, я уверен, что Рафик не откажет вам в помощи.

— Это вне всякого сомнения. — Тата впервые за время их общения улыбнулась открыто и радостно. — Рафик — один из самых чудесных людей, которых я знаю. И он никогда нас не бросит.

— Тата, а вы можете рассказать мне историю появления Аббасова в вашей семье? Он так предан Георгию Егоровичу, а вы с таким восторгом о нем говорите. Кто он? Откуда взялся?

— О, это удивительнейшая история. — Тата рассмеялась, будто колокольчик прозвенел в тишине опустевшего кабинета. Разошлись родственники, куда-то исчез даже Рафик, пообещавший остаться, чтобы ответить на оставшиеся у кого-то вопросы. Сейчас в комнате они с Никитой были вдвоем. — Если бы она произошла не в моей семье, а мне ее рассказал кто-то другой, я бы ни за что не поверила.

Тата принялась рассказывать, и Чарушин действительно верил с трудом, настолько не соотносились излагаемые Татой факты с образом, который сложился у него в голове за последние несколько дней, сурового и непримиримого Липатова.

Тридцать три года назад, когда жена Липатова Софья еще была жива, она работала заместителем директора одной из областных вещевых баз. Услышав это, Чарушин коротко усмехнулся: где ж еще могла работать жена директора крупного завода, как не заведовать дефицитом. Однажды судьба забросила ее в служебную командировку в Азербайджан. Гостеприимство принимающей стороны было по-настоящему восточным. О гостинице не шло и речи, Софья Александровна поселилась у директора предприятия, к которому приехала договориться о поставке хлопковых тканей.

Его жена Адиля прониклась к Софье, дым в кухне стоял коромыслом, готовились самые вкусные блюда национальной кухни, не закрывались двери от гостей, рекой лилось вино, настоящая азербайджанская «Матраса», вкус которой Софья запомнила на долгие годы, не прекращались разговоры за полночь. Софья и сама не знала, отчего ей так интересно с этими совсем не знакомыми ей доселе людьми.

Недельная командировка пролетела так быстро, что Софья ее и не заметила. Казалось, еще вчера переживала, что надолго уезжает из дома, оставляя маленькую дочку, позднего ребенка, на которого не могла наглядеться и надышаться. А теперь пора паковать чемоданы, собираясь в обратный путь.

Накануне отъезда на огонек заглянула соседка, принесла собственноручно изготовленную шекербуру. Софья ела и не могла оторваться. Нежнейшее дрожжевое тесто таяло во рту, оставляя на языке начинку из дробленого фундука с сахаром. Вкусно было, не передать словами. Софья украдкой раздумывала, прилично ли будет взять еще штучку, краем уха прислушиваясь к разговору соседки с хозяйкой дома. Рассказывала женщина про старшего сына своего брата, талантливого, способного мальчика, только что окончившего школу. Парень из горного селения не мог рассчитывать на поступление в институт, несмотря на то что окончил школу с золотой медалью. В математике, химии, физике он разбирался отлично, только у его простых родителей не было денег на взятки.

— Вот повезло нашему соседу Акшину, у него знакомые в Ленинграде живут, — говорила женщина. — Приютили его дочку, та в Институт культуры поступила, на библиотекаря учится, уж закончит через год. А моему брату рассчитывать, кроме себя, не на кого. Пропадет же мальчишка, вот как есть пропадет. Он способный, ему учиться нужно, а возможности нет. Вот скажи мне, Адиля, есть ли на свете справедливость?

Вкуснейшая шекербура была ли тому причиной или то внимание, которым окружили Софью в этом гостеприимном доме, но она внезапно, даже для самой себя, сказала:

— Вот что. Я завтра домой улетаю. Живу, конечно, не в Ленинграде, в Череповце, но и у нас в области Политехнический институт имеется. Если успеете собрать до завтра вашего племянника, то я увезу его с собой. Мой муж — большой человек, с поступлением в институт проблем не будет, а дальше уж парень пусть сам старается, учится как следует. Где поселить — найдем, с едой поможем, приглядим первое время, чтобы глупостей не наделал. Хотите?

Соседка залилась слезами, бросилась целовать Софье руки, Адиля смотрела на свою гостью благоговейно, со слезами на глазах, на шумиху вышел хозяин, услышал о предложении Софьи, торжественно водрузил на стол азербайджанский коньяк десятилетней выдержки. За прощальными разговорами и пиршеством провели чуть ли не всю ночь, лишь соседка куда-то подевалась, видимо, сообщать радостную новость своему брату.

Наутро невыспавшаяся, хмурая от винно-коньячного похмелья Софья вылезла из «Волги» у здания аэропорта, приняла от водителя свой чемодан, расцеловала в обе щеки заплаканную Адилю, по очереди обошла всех, кто приехал попрощаться с ней, а народу собралось немало. В общей толчее она не сразу заметила худенького юношу, почти мальчика, стоящего чуть в стороне. Черные брюки с острыми, тщательно заглаженными стрелками, белоснежная рубашка с закатанными рукавами, небольшой фибровый чемоданчик в одной руке и связка книг в другой. Таким Софья Липатова увидела Рафика Аббасова в первый раз.

— А это и есть наш Рафик. — Мальчишку чуть подтолкнули в спину, заставив сделать шаг вперед. Он неловко переступил длинными ногами, покраснел, дернул тонкой шеей с выступающим кадыком, поздоровался смущенно. — Билет мы купили. Вот, «Баку — Москва», все как положено.

Софья на минуту испугалась той ответственности, которую взяла на себя. Мальчик выглядел чистеньким и спокойным, но, как известно, чужая душа потемки. Как он поведет себя, оставшись в чужом городе без родительского присмотра. Справится ли с ним Софья. Не наделает ли бед. На эти вопросы у нее не было ответа. Но не откажешься теперь, когда он стоит перед тобой и все надежды на новую, интересную жизнь просто написаны на его красивом, породистом лице с крупными чертами.

Подали на посадку самолет. Софья вздрогнула, прогоняя сомнения, и обняла Рафика за плечи, приглашая идти с нею.

— А верхняя одежда у него какая-нибудь есть? — вдруг опомнилась она. — У нас и летом-то бывает прохладно, а уж осень скоро, а потом и зима. Морозы.

Толпа провожающих замерла, не понимая, что делать, потом кто-то из провожающих мужчин решительно снял пиджак и накинул его на Рафика:

— На, носи. Не подведи нас. Учись хорошо. Становись большим человеком.

Так, в пиджаке не по размеру, Рафик Аббасов и прилетел в Москву, а потом на поезде доехал вместе с Софьей до Череповца. Встречающему ее на вокзале мужу она сказала просто:

— Это Рафик, он поживет у нас, а потом поступит в институт. Ты должен ему помочь. Я обещала.

— Вот так все и случилось, — подытожила Тата. — Рафик действительно оказался очень способным, окончил Вологодский политех, потом еще в Москве учился, в аспирантуре, кандидатскую защитил, докторскую написал. Жил он, конечно, в общежитии, но к нам, в Череповец, приезжал на каникулы. Дед ему деньгами помогал, на практику устраивал и потом, в Москве, тоже поддерживал. Он всегда говорил, что Рафик — самый выдающийся из всех его детей, пусть и приемный.