– Давай. Только это надо делать летом, когда жарко. И краску я сделаю чуть-чуть другую. Золотистую вливаешь в цвет морской волны, перемешиваешь, но не очень сильно – это важно, потом валиком наносишь на стену. Получается интересно, со странными такими разводами. Слушай, а давай летом стены народу красить? Будем брать недорого, по-божески…

– Когда высохнет? – Витьке не хотелось раньше времени думать о лете.

– Часика через полтора. Мы можем подождать…

С улицы Победителей послышался скрип и лязг. Ребята оглянулись. По раздолбанной опилковой дороге катился древний зеленый автомобиль. Больше всего эта машина была похожа на джип. Большие колеса, лебедка на бампере, камуфлированная окраска. Крыши нет. Даже ветрового стекла и то нет.

За рулем болтался молодой лохматый и бородатый парень в кожаной жилетке и с татуировками на руках. На соседнем сиденье, закинув ногу на ногу, сидел Алексей Алексеевич. Алексей Алексеевич был как всегда бодр, подтянут и в хорошо начищенных ботинках.

– Это же «Виллис»[13], – Генка не выдержал и указал пальцем на машину. – Американский…

– Точно, чувак, – подтвердил бородатый. – Штатовский. Я сам его восстановил.

– Он, как говорится, крут, – Алексей Алексеевич вылез из машины. – Работает на ремзаводе, золотые руки.

– А я подумал, что он байкер, – сказал Генка. – Настоящий байкер.

– Он и есть настоящий байкер, – Алексей Алексеевич показал на татуировку на руке парня. – «Suburban Wolves» – «Пригородные волки». Старший офицер клуба. Мы кое-что привезли. Кстати, познакомьтесь – это Соболь.

Бородатый кивнул. Витька и Генка кивнули в ответ.

– Вы, я погляжу, уже все сделали? Молодцы. А где ваш друг? Он заболел?

– Да нет… – ответил Генка. – А вы что привезли?

Алексей Алексеевич кивнул Соболю. Бородач выскочил из машины, поплотнее уперся ногами в песок и вытащил из багажника большую бронзовую плиту.

– Точно такая же, как та, – шепнул Генка, – которую украли.

– Не совсем, – возразил Витька. – Надпись другая.

Надпись была действительно другая.

– На старой плите было «Героям, стоявшим насмерть», – сказал Витька. – А здесь просто «Героям войн».

Соболь легко отнес плиту к памятнику.

– А если ее тоже украдут? – спросил Витька. – Как старую?

– Завтра мы с ребятами из клуба поговорим с кем надо, – сказал Соболь. – И никто больше не посмеет ничего тут тронуть.

Соболь поднял плиту, пристроил ее на место, ровнехонько под орудием, закрепил четырьмя мощными стальными штырями. Затем Соболь притащил из «Виллиса» кувалду и четырьмя ударами загнал штыри в камень.

– Пока сойдет, – сказал он. – Для начала. А после праздника сделаем капитально. Сейчас не могу, сварка уехала, а взять негде. Но я хорошо закрепил, если специально дергать не будут, не сломать. Дядь Леш, мне пора. У меня смена.

– Поезжай, поезжай, – Алексей Алексеевич пожал Соболю руку. – Спасибо тебе. И ребятам спасибо передай.

– Обязательно, дядь Леш. – Бородатый запрыгнул в свой джип. – Будьте.

«Виллис» совсем по-военному заурчал и укатил.

– Пожалуй, я пойду прогуляюсь, – сказал Алексей Алексеевич. – Все просто отлично сделано. И придумано интересно. Написать буквы прямо на камне. Надо было нам и раньше так сделать. Хотя тогда красок таких крепких не было. Вы, ребята, молодцы… А когда картон снимать будете?

– Сейчас и будем, – Генка вооружился паяльной лампой. – Витька, залезай с ведром на башню, карауль.

Генка разогрел паяльную лампу. Картон вспыхнул, разгорелся, запахло клеем. Генка жег бумагу огненной струей, черные ошметки падали на землю.

Когда бумага окончательно сгорела, на камне остались чуть выпуклые гладкие желтые буквы.

Фамилии не вернувшихся с войны солдат вспыхивали на солнце золотой краской.

– Это особая краска, ее секрет мой отец только знает, – сказал Генка. – Если ее немножечко нагреть, она гораздо лучше блестит. Металлический порошок сплавляется, и буквы будто из бронзы отлиты.

– Великолепно! – Алексей Алексеевич потрогал буквы. – Просто здорово! Как настоящие. Плита, конечно, будет для воришек искушением. Но надеюсь, что Соболь и байкеры с этим разберутся.

– А сегодня ночью? – спросил Витька. – Сегодня ночью? Послезавтра День Победы. Если плиту упрут…

– Не упрут, – Генка подмигнул.

Алексей Алексеевич посмотрел на Витьку и Генку.

– Вы умные ребята, – сказал он. – Кто сумел восстановить, тот сумеет и сохранить. Завтра я сюда подойду. Часов в одиннадцать.

И Алексей Алексеевич ушел. Витька и Генка отполировали буквы бархоткой, подмели мусор, навели порядок и вернулись в гараж.

Генка заварил чаю с мятой, сказав, что мята успокаивает нервную систему. А думать лучше с успокоенной нервной системой. Но едва только друзья собрались приступить к чайной церемонии, как заявился Жмуркин со Снежком. Снежок приветливо гавкнул Витьке и Генке и устроился в углу. От чая Жмуркин отказался, заявив, что мята успокаивает нервную систему, в то время как ему его нервная система нужна в бодром состоянии.

– Как дела с фамилиями? – спросил Жмуркин, заваривая кофе.

– Готово. Получилось хорошо. Я бы сказал, даже очень хорошо. Алексей Алексеевич похвалил. Ты не посмотришь?

– Не, – отказался Жмуркин. – Лучше потом, на празднике.

– Только там… – начал Витька, но Генка толкнул его в бок, и Витька замолчал.

– Проблема заключается в другом, – Генка подошел к Снежку. – Там сегодня Алексей Алексеевич повесил плиту. Почти как прежняя. Чистая бронза. Ее сегодня же украдут.

– Ты считаешь?

– Точно украдут. Там килограммов сорок металла, может, даже больше. Я думаю, надо устроить дежурство.

– Устроить дежурство! – крикнул Жмуркин. – А с похитителями разобраться! Чтобы помнили!

– Как разобраться? – Витька достал из кармана сухарик и кинул Снежку.

– У нас же имеется большой опыт по установлению всевозможных ловушек, – сказал Жмуркин. – Забыли, что ли, как на моего Снежка в лесу охотились? Волчьи ямы, петли всякие, кремневые топоры?

– Одно дело на Снежка, другое – на человека, – сомневался Генка. – К тому же мы не знали, что это Снежок. А вдруг сейчас кого-нибудь покалечим?

– Они этого заслуживают, – Жмуркин погрозил кулаком в направлении города. – Те, кто ломает памятники, заслуживают того, чтобы быть покалеченными.