А потом случилось неизбежное – Настя выросла, узнала много всяких интересных слов и их значений. Использовать их уже никто не запрещал, и даже брата можно было теперь запросто послать куда подальше.

Алена и Даша были знакомы всю свою жизнь. Их родители подружились еще до рождения детей, и девчонки росли, как сестры – только абсолютно непохожие друг на друга. Алена смуглая, с темными кудряшками и огромными карими глазами, маленькая и хрупкая; Даша – светловолосая, сероглазая и пухлощекая, уже тогда ясно было, что она будет гораздо выше подружки.

Даше тогда было пять лет, Алене – шесть с половиной. Разница вроде бы смешная, но Алена казалась Даше такой взрослой, что она безропотно подчинялась подруге, с готовностью ввязываясь во все шалости, которые та придумывала. Да что там с готовностью, – с удовольствием!

Они вместе бродили по лесу, который начинался прямо за забором их дома. Сейчас такое и представить себе невозможно: малые дети, еще даже в школу не пошли, а носятся где-то целыми днями, предоставленные сами себе. А тогда… Тогда детям, когда родители были на работе, а садик уходил на каникулы, приходилось развлекать себя самим. Телевизор в то время был просто украшением гостиной, каналы с круглосуточными мультиками появятся только лет через 30, поэтому домой девчонки заходили, только если деваться было совсем некуда: мама позвала, «Спокойной ночи, малыши» начались, или стемнело окончательно.

В лесу интересных дел было не перечесть: ловить лягушек в ручье, взбираться на корявое дерево у опушки, прятать секретики в самых тайных местах, под камнями и в старых трухлявых пнях, искать грибы и поедать дикую ежевику, собирать желуди и плести венки из полевых цветов. Веселье заканчивалось только протяжным криком, доносившимся от дома: «Даша!.. Алена!..» Пора было возвращаться, торопливо смывать с себя разводы грязи, щедро украшавшие лица, шеи, руки и ноги, садиться ужинать. Набегавшись за день, засыпали прямо за столом, с трудом добредали до кроватей, видели самые яркие в жизни сны, а утром просыпались в ожидании новых приключений, и снова рвались на улицу.

Самым сложным делом было отвертеться от обеда. Когда родители на работе, то и загнать домой, чтобы поесть, было некому. А вот в выходные… Помните вот это, произносимое страшным шепотом: «Мама есть зовет, потом уже не выпустит»? Это было самым страшным наказанием – остаться сидеть дома. Поэтому Даша с Аленой старались близко к дому не подходить – чтоб мамы не заметили, и не загнали обедать. Удивительно, но если не получалось дозваться девчонок, мамы не волновались. «Загулялись опять», – махали рукой и возвращались к своим делам.

Но неужели есть не хотелось весь день? Хотелось, еще как. Иногда выручала лесная ежевика, а иногда – набеги на собственный огород. Выглядело это со стороны, наверное, очень смешно: две девчонки, притворяясь, будто их никто не видит, пробираются сквозь дырку в заборе на грядки, и объедают все, до чего только могут дотянуться. При этом важно было передвигаться буквально ползком, прикрываясь травой и прячась за кустами, – иначе ведь мама увидит, и все, прощай, веселье и приключения, придется есть скучный суп на кухне.

Летом было проще: то клубника поспеет, то смородина или сливы, можно выдернуть морковку, наспех ополоснуть в ручье и весело слопать, помидоры и огурцы тоже регулярно исчезали с грядок. А вот осенью «меню» становилось поскуднее. От черноплодной рябины нещадно вязло во рту, других ягод уже не было, сырую тыкву есть тоже не станешь.

«Дашка, давай капусту утащим», – Аленка пихнула подружку в бок локтем. «Она же большая, – засомневалась Даша. – Мы же столько не съедим». «Съедим, – припечатала Алена. – Пошли, не трусь».

Шурша опадающими со слив листьями, девчонки двинулись «на дело». Пробрались к заветной грядке с тыла, забравшись в огород через калитку, выходящую в лес. Огляделись – вроде вокруг все тихо, никто их не заметил. Капуста в этом году уродилась на славу: кочаны стояли стройными светло-зелеными рядами. Авось, пропажу одного никто и не заметит.

«Вон тот давай», – Алена махнула рукой в сторону кочана поменьше. Пыхтя, девчонки выкрутили капусту вместе с корнем, и уволокли добычу за забор. Там отломили кочерыжку, счистили внешние листья, устроились на поваленном дереве с видом на ручей – чем не ресторан? Хруст стоял оглушительный. Даша то и дело испуганной оглядывалась в сторону дома: казалось, этот звук должен быть слышен даже на другом конце города. Но никто ничего не услышал, а капуста была такой вкусной – ничего вкуснее в целом свете не было!

Вечером у обеих болели животы: с непривычки слопать такое количество сырой капусты – шутка ли. Признаться, в чем было дело, ни одна, ни другая не решилась. Впрочем, мамы особо и не беспокоились: поболит, да перестанет, не аппендицит же. Преступление осталось нераскрытым.

Спустя годы подружки сидели на кухне в Аленкиной квартире. На столе лежал вилок капусты: Даша привезла из деревни от мамы. «Что делать с ней будем? Салат?» – спросила Алена. Даша рассмеялась – тот эпизод с краденой осенней капустой всплыл в памяти, будто это было вчера.

«Мам, а помнишь, вы в огороде капусты не досчитались? Думали, соседские мальчишки напакостили?» – звонок по видеосвязи застал Дашину маму врасплох. «Помню, а как же», – улыбнулась она. Давясь от смеха, девчонки – нет, уже взрослые женщины – наперебой рассказывали, куда на самом деле пропадала капуста. «Так вот почему у вас животы болели», – догадалась мама и тоже рассмеялась. Смех трех девчонок разносился по всей квартире, под ногами вертелся Аленкин песик Шерлок, недоуменно глядя на хозяйку – чего это она? А за окнами город накрывала осень – терпкая и прозрачная, пронизанная сладким запахом свежей капусты.

Семилетняя Лена разглядывала веселое лицо зубастого рыжего мальчика, нарисованное акварелью. «Ералаш» – сообщала афиша на окне кинотеатра. Тогда репертуар не печатали, а писали от руки, добавляя красочные иллюстрации.

Девочка достала из кармана 5 копеек и подошла к кассе. Киносеанс начинался в 10 утра и в это летнее утро никого, кроме нее в кинотеатре не было. В окошке показалась знакомая фигура кассирши.

– На «Ералаш»? – спросила тетя Маша, как будто существовали еще какие-то варианты. – Пока ты единственный зритель, будешь смотреть?

– А вы мне одной покажете? – поинтересовалась Лена?

– Покажем. Надоест глядеть в одиночестве – уйдешь!

Но отсутствие других ребят в зале совершенно не смущало, наоборот, Лена любила тишину. Как-то раз она ходила в кино вместе с классом. Весь фильм одноклассники разговаривали, шуршали фантиками и ходили по залу. Девочку это так сильно отвлекало, что она даже не запомнила, что им показывали.

Впервые сюда Лена попала еще ребенком. Родители взяли ее на невероятно популярный тогда «Кинг Конг жив», о чем потом сильно пожалели. Первый «взрослый» фильм для Лены, и ей тогда было года четыре, не больше.

Когда погас свет, гигантская черная обезьяна громко заревела и начала крушить все вокруг, отправляя в пасть маленьких человечков. Лена вскочила со своего кресла в надежде спрятаться туда, где не будет слышно громкой зловещей музыки и не видно пасти размером с экран. Потом бояться она перестала, привыкла и к шуму, и к мельканию на экране и увлеклась деревянной горкой, на которой стояли зрительские сиденья. Она топотала своими маленькими валеночками, носилась сюда-сюда, изредка поглядывая на обезьяну.