Но самое классное – это были поездки в отпуск дикарями. В багажник паковали палатку, спальные мешки, котелки, удочки, саперную лопатку. Пашка помогал изо всех сил: брался нести самый неподъемный рюкзак, путался под ногами, он был, кажется, везде. «А гитару взяли? – напоминал он. – А спички запасные не забыли? Пап, а рогатку мою?»

Наконец все было собрано, тысячу раз проверено, закреплено и упаковано. Пашка забирался на заднее сиденье и замирал: ура, поехали! В окнах мелькали сосны, облака, небо, листья. «Куда высунулся? Ну-ка назад!» – привычно одергивала мама. Пашка послушно сдавал назад, но спустя пять минут конопатый нос снова торчал в окно.

…Машина тормозила на берегу. За спиной остался лес, через который упрямый уазик пробирался даже не по дороге, а по тропинке, которая когда-то была дорогой. А впереди… Впереди бесконечное море сливалось с горизонтом. «Море уходит в небо», – восторженно шептал Пашка. Выскакивал из машины и несся к воде, на ходу сбрасывая рубашку, влетал в шипящие волны – и мальчишеское сердце заходилось от счастья. Впереди были безоблачные дни. Папа учил Пашку ловить рыбу и плавать с ластами, нырять с маской и добывать крохотных крабов из-под камней – крабов потом отпускали обратно.

Выгоревшие волосы стояли дыбом от соли, плечи сгорали даже сквозь рубашку, облезали, загорали снова: «Опять наш Павлушенька на домовенка Кузю похож!» Он и правда, был похож: лицо темнее волос, только зубы да белки глаз сверкают.

А по вечерам – костер. Мама готовила макароны с тушенкой, а папа доставал гитару. Обычно Пашка так и засыпал у костра, глядя на искры, да слушая голоса родителей. Но однажды засиделся – и тогда случилось чудо. Из леса вдруг вылетела стая огоньков. Они кружились, будто под музыку, неслышно порхали в воздухе, который вокруг них тоже будто светился. Пашка даже дышать забыл: так было красиво.

«Надо же, сколько светлячков! – раздался мамин голос прямо над ухом. – Пашка, пойдем ловить!»

И они пошли. Пашка поверить не мог, что держит на ладошке такое волшебство – огонек полз по ладони, затухал и снова вспыхивал, не обжигал, даже не грел, но горел так ярко, что отражался в полных восторга глазах мальчишки. Светлячков собирали в маленькую стеклянную банку. Пашка хотел закрыть, чтоб не разлетелись, да мама не дала: «Ты что, малыш, они задохнутся. Не надо, пускай живут, красота ведь такая!» «И правда», – Пашка даже испугался, что чуть не загубил все волшебство. «А можно я их с собой в палатку возьму?» – умоляюще посмотрел на маму, на папу. «Конечно!»

Пашка поставил банку рядом со спальником и смотрел, не отрываясь. Огоньки блуждали по стенкам беззвучно, будто крошечные феи. Пашка изо всех сил старался не засыпать, насмотреться на чудеса, но феи убаюкивали, рядом с ними будто звуки становились тише, а в воздухе разливалась магия.

…Утром банка оказалась пустой. Ничегошеньки, ни следа от волшебства не осталось. Будто и не было ничего, а Пашке все приснилось. Но он точно знал, что видел чудо. И чудо это называется лето.

Детский сад, куда водили Лиду, был виден из окна – небольшое двухэтажное здание голубого цвета. Вокруг него – площадка для игр с качелями, горками и другими нехитрыми аттракционами, и две летних веранды, чтобы дети могли прятаться от дождя или снега во время прогулки.

Зима заканчивалась, но не сдавалась. Последнюю неделю февраля стояли двадцатиградусные морозы. Но ребятня, казалось, холода не замечала. В плюшевых шубках, словно медвежата, они забирались на горку и, шумные, разгоряченные, кубарем скатывались вниз. Потом снова карабкались на маленькую площадку на самом верху горки, и, толкая друг друга, снова и снова пробирались к скользкому склону.

Воспитательница Ирина Васильевна детской радости не разделяла, прогулкам на морозе она предпочитала разговоры у теплой батареи. Отсутствие старших на площадке очень устраивало их подопечных – можно дурачиться по полной, не страшась наказания. Что-что, а наказывать в детском садике «Ветерок» умели отлично: будешь пойман за поеданием снега – получишь целую тарелку на обед. Не съешь котлету – после предупреждений и угроз, почти наверняка нянечка запихает тебе ее в карман. Но самое творческое наказание ожидало неспящих в тихий час. Воспитательница вытаскивала озорника из теплой кроватки и надевала ему на голову колготки. Ребенок превращался из мальчика или девочки в троллейбус, синий или красный, в зависимости от цвета колготок. В таком виде он стоял до тех пор, пока не раскается. Другим детям было страшно и не смешно, поэтому все, в основном, предпочитали тихо сопеть и не высовывать носа, но, порой, выстраивался целый троллейбусный парк…

Так что, предоставленные сами себе, дети резвились, как могли. Лида, укутанная в тигровую искусственную шубку и такую же шапку, карабкалась по ступенькам, вернее, ее несло наверх вместе с потоком детворы. И только она приготовилась присесть, чтобы съехать вниз, как кто-то из мальчишек сильно ее оттолкнул. Девочка перелетела через перила и упала на землю. Посадка оказалась жесткой. Лида лежала на притоптанном снегу и не могла пошевелить рукой.

– И-ри-на Васи-льнааа, идите скорей, – кричали ребята.

На крики сбежались не только воспитатели, но и нянечки, и даже дворник заглянул посмотреть, что произошло. Взрослые помогли Лиде дойти до садика, кое-как отряхнули ее от снега, стянули шубку и позвали медсестру.

– Так больно? – спросила она девочку, и попыталась поднять вверх ее руку.

Лида ничего не смогла ответить – острая боль простреливала, казалось, от макушки и до самых пят, она заплакала.

Позвонили маме. Мама прибежала с работы, где-то раздобыв по пути дефицитное мороженое в вафельном стаканчике.

– Не хочу мороженое, бооооольно, – плакала Лида.

– А где были вы, Ирина Васильевна? – гневно спросила воспитательницу мама Лиды.

На самом деле нет, она ни о чем ее не спросила, но подумала. Потом, уже дома, родители обсуждали, что, мол, грели попы в садике у батареи, да кости нянечкам перемывали вместо того, чтобы за детьми смотреть. Высказывать претензии вслух, и поднимать шумиху как-то было не принято, оно и понятно – поселок маленький, все друг друга знают, так-то Ирина Васильевна не плохая, с кем не бывает!

Лиде вызвали «скорую», сделали рентген. «Перелом ключицы», – сказал доктор и надел специальные кольца, чтобы она правильно срослась. Кольца больно стягивали плечи, а сломанная косточка ныла – так предстояло ходить целый месяц. Зато после работы родители приносили сладости, да и вставать рано в садик было не надо. Кстати, угощения приносили не только родители. Ирина Васильевна, из чувства вины, что не углядела за Лидой, тоже заходила каждый день – то петушков на палочке принесет, то печенья, да и у родителей прощения попросит.

Огорчало девочку только приближение 8 Марта, на который она не сможет пойти. Ах, как она любила этот праздник – разучивать стихи, песни, танцы, сценки, столько интересного она пропускала. Да и по друзьям соскучилась, заходила к ней только закадычная подружка, что жила по соседству.