– Мы уже много раз хотели прийти, но у Ники постоянно нет времени. У неё столько дел! А сегодня мы решили, что пора уже. – И смотрит на меня исподлобья. Я-то знаю, что она притащила эту делегацию из мести, что уже давно что-то такое планировала. – Я чисто случайно узнала ваш адрес, – воодушевлённо продолжает она. – Я несла классный журнал в учительскую, он упал на пол, открылся на Никиной странице, и я случайно прочитала адрес. На какой улице вы живёте, мы и так знали, а номера дома не знали. Так что мы решили к нашей Нике всё-таки прийти в гости. Сюрприз! – И снова смотрит на меня со своим лицемерным видом, с едва заметной улыбкой и злорадством.

Я слышу шаги; из сада по ступенькам они поднимаются к входной двери.

– Пошли в мою комнату! – предлагаю я. Это моя последняя попытка. Последняя отчаянная попытка.

– Давай подождём Бреду, мы же хотим пирожных и горячего шоколада. А потом, конечно, можешь показать им свою комнату, – возражает мама, как происходило уже несколько раз за вечер.

Папа отпирает дверь.

– Вот! – восклицает мама. – Вы сейчас познакомитесь со всей нашей семьёй!

Мама встаёт. Одноклассники одновременно поворачивают головы к коридору. Я слышу, что папа вошёл в дом. Я не оборачиваюсь. Хочу зажмуриться.

– Привет! – слышу я папин голос. А потом слышу смех.

Смех, похожий на кашель, на плевки, на икоту. Смех, который хочет что-то сообщить. Неловкий смех. Смех, который я знаю. Я не оборачиваюсь. Смотрю на одноклассников, которые смотрят мимо меня, в сторону входной двери. Вижу побледневшую Петру. Милан и Матевж раскрыли рты. Барбкин телефон упал на ковёр. Даже Йошко прячется между ног Милана и несколько раз коротко подвывает.

Смех – но не смех, а плевки, грассирование, которое должно быть похоже на слова, «здр-р-р-расьте, здр-ра, здр-р-ра, здра-а-а-а-асьте», – всё продолжается.

На лицах одноклассников изумление и недоумение. Понимаю их. Я бы тоже так реагировала, если бы внезапно и без предупреждения увидела «монгола».

Мой брат – «монгол».

Ну, в смысле, не монгол, конечно. Так их когда-то называли. «Монголы», «монголоиды».

Папа мне сказал, что это старинная обидная кличка из-за особенностей их лица. Так люди представляли себе монголов. О синдроме Дауна знали мало. Боялись любого человека, который не похож на других. Сейчас их никто так не называет.

Да, у моего брата синдром Дауна.

Большое, но детское тело. Руки висят вдоль туловища; короткие, толстые пальцы. У него маленькая голова, плоский нос, выпуклый лоб, косые, широко поставленные глаза. Это мой брат Игорь, и это его синдром.

Ну вот. Такие дела.

– Это Игорь, – говорит папа.

– Наш Игорь, – добавляет мама и встаёт рядом с ними, как будто предлагает всем их сфотографировать.

Я не говорю ничего. Молчу. Наверное, я вся красная как помидор. Голове жарко. Чувствую себя как испорченный красный светофор на перекрёстке, на который все смотрят и ждут, когда же он сменится на зелёный, но этого так и не происходит.

– Это твой брат? – спрашивает Барбка. Петра, Матевж, Милан и Йошко смотрят на неё с изумлением. Барбка заговорила! Скорее всего, потому что телефон у неё выпал из рук и она не успела набрать ни одного сообщения, но изумлена так, что забыла, как редко подаёт голос.

Я киваю.

– Да. Мой брат Игорь.

– Брат, брат, брат, – несколько раз повторяет Игорь, подходит ко мне, обнимает своими неловкими руками и целует в лицо с громким чмоканьем. Слюнявит меня. Один, два, три раза.

– Я брат. Игорь. Брат, брат, брат, – повторяет он. Когда он обнимает и целует старшую сестру, это сопровождается звуками, которые при большом воображении можно считать похожими на какой-то смех.

Я вижу полное изумление на лице Петры. Милан и Матевж так и не смогли пока закрыть рты. Бульдог Йошко, который тоже от других собак сильно отличается, так испугался, что начал бешено лаять, как будто защищает мир от таинственных инопланетных пришельцев.

– Ай, ай… у-у-у-у-у! Кусает, кусает, меня собака кусает! – начинает испуганно кричать Игорь, отступая от лающего Йошко, который вовсе не злится, просто испуган. Он тоже, наверное, впервые видит такого мальчика.

Папа обнимает Игоря, успокаивает его:

– Нет, нет, собачка добрая. Всё в порядке. Всё в порядке.

– Лает, лает. Лает, потом укусит, укусит! – повторяет Игорь, но постепенно в отцовских объятиях успокаивается. Милан между тем схватил Йошко, притянул к себе, начал его гладить.

– Йошко, тихо! Никин брат тебя не укусит, эй, – говорит Милан, не отдавая себе отчёт в том, что говорит. Пёс тоже постепенно успокаивается.

Красота! На одном конце комнаты успокаивают и гладят собаку, на другом – моего брата. А друг на друга они посматривают испуганно и недоверчиво.

Мама опять садится на канапе напротив моих одноклассников. Скрещивает ноги. Ей тоже было неловко, когда она увидела, как Игорь всех удивил. Когда она устраивается поудобнее, она бросает на меня вопросительный взгляд. «Ты им не говорила? – спрашивают меня её глаза. – Как ты могла им не сказать? Почему?» Я отворачиваюсь.

– Как у вас дела в школе? – с наигранной весёлостью спрашивает мама. – Всё в порядке? Вы уже знаете, куда пойдёте после девятого класса? – Но вообще-то моим одноклассникам сейчас не до разговоров. Они не могут и не хотят оторвать взгляд от Игоря, который сейчас им просто улыбается.

Папа и Игорь садятся рядом с мамой, я присаживаюсь на край стула между этими двумя группами. Я готова в любой момент вскочить и убежать, но не знаю ещё куда. Больше всего мне хочется убежать в себя. Запереться в самом тёмном углу собственного тела, где-нибудь под пяткой, где-то под стопой, и остаться там навсегда.

Родители обмениваются с моими одноклассниками любезными взглядами, вежливыми словами, улыбками, одобрительными кивками. Одноклассники им отвечают односложно, в крайнем случае – одним словом. «Да. Нет. Возможно. Парикмахером. Гимназия. Угу». Смотрят они только на Игоря, который уставился на Петру и не спускает с неё взгляда. Разгар разговора – это когда Игорь говорит: «Эй, девочка, – и выставляет палец в сторону Петры, которая дёргается, как будто её укусила змея, – ты будешь моя любимая!» – и ржёт. Мама с папой тоже смеются. Одноклассники же ещё сильнее цепенеют. И Йошко отползает, как улитка в ракушку, под ноги к Милану и ещё глубже, куда-то под диван.

Потом возвращается Бреда. В руках у неё пакет с пирожными.

– Аж до центра пришлось идти, – говорит она и тут же обрадованно добавляет: – О-о-о, и мой Игорь дома!

Игорь неловко сползает с канапе, чуть не грохнувшись, и кое-как обнимает Бреду, целует её и говорит: «Любимая, любимая. Ты моя любимая?» Бреда смеётся. Папа смеётся. Мама смеётся. Одноклассники усмехаются. Петра говорит: