— Видите ли, Владимир Сергеевич, — засмеялся Васильев, — Каждый человек, если он, конечно, не страдает хроническими заболеваниями, а этот явно не страдал, иначе его не послали бы с таким ответственным заданием, так вот, каждый человек обычно справляет нужду «по-большому» раз в сутки, а «по-малому» в среднем три-пять раз в день. Питался он тут нормально. Есть запасы и спиртного, и воды, и пищи. А свой кал он прикапывал у стены, хотя запах все равно улавливается. Ну, еще и количество съеденных консервов. Вот они, пустые баночки. Примерно двухдневный рацион взрослого мужчины.

Бессонов спустился по деревянной, грубо сколоченной лестнице в схрон и огляделся. Двухъярусные нары справа и у дальней стены. Значит, рассчитан он на четверых. Стол в центре, грубо сбитая лавка, фонарь «летучая мышь» на опорном столбе, поддерживающем крышу всего строения.

— Давай заканчивай здесь, я осмотрю тело и личные вещи, — приказал Бессонов и полез наверх.

Когда Васильев, закончив осмотр схрона, с бумажным пакетом выбрался наверх, Бессонов сидел с задумчивым видом возле тела убитого. Васильев опустился рядом, разглядывая разложенные на плащ-палатке вещи.

— Схрон можно взрывать, я там закончил, — сказал он. — Ничего существенного, кроме немецкого происхождения некоторых консервированных продуктов, да окурки советского производства, в том числе, судя по номерам на мундштуках, довоенные. А это что такое?

Васильев взял с брезента половинку немецкого идентификационного медальона и повертел в руках. Этот обломок находился в портмоне убитого вместе с паспортом на имя Станислава Адамовича Шевчука, несколькими советскими купюрами разного достоинства и различной мужской мелочью — расческой, носовым платком, перочинным ножиком, связкой из трех дверных ключей.

— Это было у него? Интересно, зачем он носит в кармане половинку немецкого посмертного медальона?

— Единственное, что мне пришло в голову, — ответил Бессонов, — это медальон кого-то из его родственников, кто служил в вермахте и погиб в этих местах. Одна половинка, соответственно, с телом, вторая у него.

— Да, но тогда вопрос: зачем ему половинка посмертного медальона, даже если он принадлежит его убитому родственнику? Странная сентиментальность, учитывая, что он не немец.

— Паспорт может быть поддельным, — напомнил Бессонов.

— Я даже уверен, что паспорт поддельный. По лицу видно, что он славянин. Так зачем он немецкий медальон с собой носил? — Васильев повертел в руках обломок.

Работа по установлению личности убитого возле схрона заняла два дня. Проверяли по приметам, сличали фотографии, которые были в разыскных и следственных делах предателей и пособников. Шаров все это время сочинял и отправлял запросы и уведомления. Запросы отсылались в отделы контрразведки соединений, в территориальные органы НКВД Украины и Белоруссии. На вторые сутки стали приходить ответы. Чаще всего сведения были неинтересными. В убитом опознавали погибшего раньше или того, кто находится за линией фронта. И по разведданным, там в настоящий момент и должен находиться. Такие ответы рождали новый ворох справок и сообщений по уточнению, перепроверке, рассмотрению возможности нахождения того или иного лица в Ровенском районе в мае текущего года.

Поручив всю работу по переписке и сверке учета местным органам, Бессонов стал разыскивать тех, кто совсем недавно, в годы оккупации, активно работал в советском подполье. Майор Воротников подготовил ему список партийных и советских активистов, кто остался в живых и сейчас работал на местах. Неожиданно повезло: в Ровно прибыл по делам руководитель партийной организации Механического завода из Тернополя.

Невысокий, жилистый мужик с глубоко впавшими щеками и быстрыми глазами ждал в кабинете Воротникова. Когда Бессонов и Васильев вошли, он поднялся и уверенно протянул им свою руку. Чувствовалось, что это сильный и непоколебимый человек. Звали его Глеб Иванович Морозов. Он держался и разговаривал, как хозяин дома, как человек, который чувствует за собой право отвечать за все, что происходит на его земле.

— Фотографии? — попросил Морозов. — Дайте фотографии. Только лучше все же в морг съездить. Не переживайте, я не красная девица, повидал за годы работы в подполье и в партизанских отрядах всякого. Брезгливостью страдать до самой смерти теперь не буду.

Васильев стал рыться в папке, как будто выискивал нужные фотографии для предъявления. На самом деле он давал напарнику возможность расспросить гостя о его подпольной работе в годы оккупации.

Морозов отвечал охотно. Он мало говорил о себе, больше уделял внимания обстановке, работе других людей. Назывались фамилии, позывные отрядов и подпольных ячеек. Чувствовалось, что Глеб Иванович знает об этом не понаслышке.

— Ну, давай, — Бессонов взял у Васильева несколько фотографий убитого, сделанных на поляне возле схрона.

Морозов прищурился, чуть отстранил руку со снимками и стал разглядывать человека. Наконец он хмуро бросил фото на стол и посмотрел на оперативников.

— Я его узнал. Смерть, конечно, не красит, но узнать можно. Это Нечипоренко. Игнат Нечипоренко — предатель и провокатор. Много крови на его руках, очень много. Значит, достала и его смерть? Жаль, что так! Его судить надо было всенародным судом. А потом публично повесить.

— Он из ровенских?

— Нет, — Морозов покачал головой. — Сказывал, что окруженец, пробивался к своим. Вроде бы даже капитан Красной Армии. У нас его никто до этого не знал. Горел желанием сражаться в партизанском отряде, а у нас тут голод был на умеющих воевать, имеющих военное образование. А тут сразу красный командир.

— Он говорил о себе что-нибудь? Из какой части, откуда родом, в каком бою попал в окружение?

— Да, говорил, что родом из-под Краснодара, а насчет остального я не особенно помню. Я только потом, когда стало ясно, что Нечипоренко предатель, догадался, что говор у него не краснодарский. Думаю, он вырос где-то здесь, на Западной Украине.

— А как вы узнали, что Нечипоренко предатель? — с интересом спросил Васильев.

— Сначала несколько провалов в городах. Сомнения были насчет многих, кто был на связи с этими подпольными группами. Он тоже там фигурировал. А потом его кто-то из наших видел с немцами. Тогда сомнения стали серьезнее. Мы стали проверять многих, в том числе и Нечипоренко, но он исчез. Кто-то сказал, что видели его здесь, под Ровно, в Белорусском Полесье. Один из красноармейцев, которому удалось бежать из лагеря, сказал, что видел там похожего по описанию провокатора.

После опознания в убитом Нечипоренко дело пошло быстрее. Через два часа в кабинете Воротникова появилось разыскное дело на гражданина Нечипоренко Игната Олеговича, 1903 года рождения, уроженца Брянской области, из служащих, бывшего старшего лейтенанта инженерно-саперных частей Красной Армии. Дело было заведено еще несколько месяцев назад на основе данных, полученных в Белоруссии, а также на основании захваченных архивов гестапо. Оттуда и появились фотографии Нечипоренко. И в фас, и в профиль, и даже на фоне виселицы в обнимку с эсэсовским офицером.