жертву были принесены только родившиеся той священной весной животные, а детей оставили в живых. Бог, впрочем, не потребовал убить всех молодых (двадцатилетних) людей, то есть тех, кто родился в означенный год, — но лишь изгнать их из родного города. Особо отметим: в античном архаическом мире изгнание из рода или из города равнозначно убийству и гражданской смерти. Но другого пути нет, даже не думайте! Только по изгнании обреченных земля будет избавлена от бедствия, добавил Аполлон.

Поэтому все двадцатилетние оставили любезное отечество и направились на Сицилию. Там они увидели, что мессинцы жестоко воюют со своими соседями, предложили мессинцам свою помощь и спасли их от неприятеля. За эту услугу изгнанных самнитов жители Сицилии добродушно приняли в общину, выделили им пахотные земли, выдали за них своих дочерей. Словом, мирно с ними объединились, создав эдакую идиллию. В знак добросердечного союза пришельцы из Кампании и жители Мессины решили назваться одним именем.

Какое же имя выбрать?

Они решили бросить жребий: написали на табличках имена двенадцати богов — и была извлечена из сосуда табличка, на которой начертано имя Марс («Мамерт» на языке самнитов). Так вот и появился единый народ мамертинцев, родственных римлянам по духу и крови.

Вот почему оказать помощь мамертинцам и впоследствии захватить всю Сицилию было для Рима делом богоугодным и справедливым. Такой логический вывод напрашивается из всей этой благочестиво-кровавой истории, которая, будем честны, была спешно написана на коленке неразборчивым почерком ради политической выгоды.

* * *

...Строго говоря, кампанцы — это жители Кампании, области средней Италии (на северо-западе она граничит с Лациумом, на северо-востоке и востоке — с Самнием, на юго-востоке — с Луканией). Население этой области, как пишут историки, было смешанным: в числе племен, здесь обитавших, называют авзонов, этрусков и самнитов. Предполагается также, что именно кампанцы, разнородные и воинственные, традиционно предлагали свои наемнические мечи на Сицилии, равно и грекам-си-ракузянам, и их противникам.

Следующий этап событий, приведших к началу конфликта между Римом и Карфагеном, начинается сразу после войны карфагенян с эпиро-македонским царем Пирром. История сражений с Пирром, равно как героическая сага о его знаменитых «победах», к нашей теме имеет весьма косвенное отношение, так что отвлекаться на нее не будем. Для нас важно только то, что Пирр основательно «наследил» на Сицилии и что память о нем была проникнута общей ненавистью.

Между греческими гражданами Сиракуз и войском, помогавшим Пирру в войне с карфагенянами, начались, дипломатически выражаясь, «несогласия». Причина заключалась в том, что граждане желали мира, а для войска гораздо выгоднее была война. Война — это деньги! Деньги и, что в те времена было очень важным, бессмертная слава!

Военные силы сиракузян находились недалеко от города Мергана (другое написание — Мергантий), в горной местности. Эти войска были предназначены в основном для того, чтобы сдерживать карфагенян.

На острове ситуация складывалась следующим образом. Мамертинцы, несмотря на всю их воинственность, для Сиракуз пока опасности не представляли. Они были заняты тем, что возвращали местности, которые отнял у них Пирр. Кроме того, они даже покусились на Италию, но были разбиты и понесли большие потери. Кто именно дал им столь суровый отпор, источники умалчивают.

Главной силой, которую следовало опасаться Сиракузам, оставался Карфаген. Пунийцы продвигались все дальше на запад Сицилии. Поэтому сиракузяне и выставили войско у них на пути.

Тогда же, в 275 году до н. э., войском, расквартированным в окрестностях Мерганы, был избран новый стратег — Гиерон[23] (Иерон). На момент избрания ему было не больше тридцати лет — это легко вычисляется, поскольку известно, что тот умер в 215 году до н. э. в возрасте около девяноста лет. Гиерон был исключительно умным и решительным человеком. Он действовал быстро, без колебаний и очень дальновидно, пускай и пренебрегал общепринятыми тогда правилами военной этики. На должность стратега Гиерон был выдвинут солдатами, которые знали, ценили его и готовы были поддержать в любых начинаниях.

(Следует отдельно заметить, что в Древнем мире личность, ум, героизм и самоотверженность вождя и полководца ценились превыше всего. Известно множество случаев, когда боязливого или нерешительного командира смещали и убивали, а на его место войска общим голосованием ставили наиболее удачливого и сообразительного офицера среднего звена.)

Сразу же после этого Гиерон с войском пошел на Сиракузы.

Как мы помним, между гражданскими и военными властями сиракузян существовал раздор. Гиерон быстро положил конец конфликту, забрав всю власть в свои руки. С родным городом он действовал «мягко и великодушно», так что сиракузяне «добровольно признали его своим начальником», хотя (прибавляет Полибий) «вовсе не одобряли войсковых выборов».

Но Гиерон скоро доказал, не словами, а делом, что его цели не ограничиваются захватом власти. В действительности ему требовалась сильное государство со стабильной политической обстановкой. У него хватило времени понять: как только сиракузяне отправляют куда-нибудь войско — хотя бы в ту же Мергану, чтобы преградить путь возможным поползновениям пунийцев, — в самом городе начинаются обычные для греков раздоры. Очевидно, что античная «демократия» не шла Сиракузам на пользу: буйные жители города устраивали переворот за переворотом, сражаясь за места в правительстве, привилегии и торговые преференции.

Из граждан наибольшим влиянием, как установил Гиерон, пользовался некий Лептин. Его уважали в народе, он пользовался общим доверием. С Лептином Гиерон немедленно породнился, вступив в брак с его дочерью. Теперь, когда Гиерон выступал куда-нибудь в поход, в городе оставался авторитетный тесть — блюсти его интересы и не допускать междоусобиц: очень разумный политический шаг, который в наши времена назвали бы «клановостью».

Затем Гиерону потребовалось избавиться от старых соратников, с которыми он пришел к власти. Им не нравилось, что Гиерон стал тираном (то есть узурпатором), что он обзавелся связями в политических (а не военных) кругах города. Они роптали и готовы были взбунтоваться. Эту силу следовало нейтрализовать как можно быстрее, и Гиерон выступил из Сиракуз в поход на Мессану — под тем предлогом, что город давно следует освободить от «варваров»-мамертинцев.

Под контролем мамертинцев в то время находилась сравнительно большая область — она простиралась на юг до реки Симфта, на запад до горы Микония. Из городов мамертинцам принадлежали Милы (к западу от Мессаны), Анакен (к северу от Этны, возле горы Микония), Тавромений и город Адран на западных склонах Этны. Там протекала река с тем же названием и был установлен культ божества — с аналогичным именем. Южнее реки Киамосора находились еще два мамертинских города — Амисел и Кенторипа.

Возле Кенторипы и произошло первое столкновение Гиерона с