Равнина огласилась уже не рёвом, а чудовищным воем. Огонь охватил упавших в ров лестригонов, воспламенилась засаленная кожа их доспехов, железная броня быстро накалилась. Дикие вопли, грохот и скрежет, метание в пламени и дыму корчащихся тел, предсмертный хрип из сотен глоток — будто бездна Тартара отверзлась и выпустила весь свой хаос на поверхность земли.

— Есть! — крикнул фараон Рамзес, стискивая кулаки, испытывая, кажется, ужас и восторг одновременно.

Они с Гектором, едва началось наступление лестригонов, откатили на своих колесницах назад, проехав между теми самыми красными кувшинами — в единственном месте, где рва не было и где возможно было пройти колеснице. Сейчас обе повозки стояли бок о бок, в четырёх стадиях от египетских шатров и всего в двух сотнях локтей от взметнувшейся к небу стены огня и дыма. Прямо перед ними остановили свой бег шерданы, чётко, по команде развернувшись, чтобы вновь занять оборону.

Гектор, бледный, точно известь, не отрываясь, смотрел, как поглощает врагов изобретённая им чудовищная ловушка. Он видел, что не менее шестисот-семисот воинов, бежавших единой цепью, рухнули в ров, что уже очень многие нашли в нём смерть. Выбраться удалось не более чем сотне объятых пламенем лестригонов. Многие, корчась, тут же упали на землю, те, кто мог двигаться, рыча, кидались на строй шерданов и погибали от пущенных в упор стрел.

— О, Великий Бог, если это возможно, прости меня! — еле слышно прошептал царь Трои. — У меня не было выбора.

— Что мы будем делать, если они отступят, царь? — крикнул, пытаясь перекрыть вой и скрежет, Рамзес. — Как мы сами перейдём этот ров?

— Они не отступят, — спокойно возразил Гектор. — Я умею видеть противника до битвы.

Царь Трои был прав. Смятение очень недолго царило среди войска Антифота, от которого осталось чуть более половины. В ров угодили воины первой шеренги и несколько десятков из второй, остальные отпрянули, но не повернули назад. Голос царя прогремел, заглушая вопли гибнущих, и уцелевшие почти мгновенно перестроились, образовав снова три, но куда более коротких линии. Впервые прозвучал сигнал, поданный не грохотим барабана. Четырежды, отрывисто и басовито, протрубил громадный рог.

— Это сигнал для тех, кто в кораблях, — спокойно сказал Гектор. — Антифот, конечно, берёг их для окончания битвы и для похода вглубь страны, но теперь они ему понадобились срочно. А что там наши корабли? Они должны были успеть.

— Они успели, — ответил Рамзес, морщась от гнусного запаха копоти и горелой человеческой плоти. — Ветер немного разнёс дым. Смотри!

Так как берег полого уходил вниз, то часть залива, во всяком случае, место, где стояли лестригонские суда, было видно с высоты колесниц.

Едва загремели барабаны захватчиков, подавая сигнал к началу битвы, из-за мыса, прикрывающего вход в узкий залив, выскользнуло около двадцати египетских кораблей. Они шли со свёрнутыми парусами, а у иных и не могло быть парусов, ибо ещё не было мачт: их не успели достроить. Но вёсла гребцов дружно толкали суда вперёд, и они стремительно летели по гладкой воде. Запятые наблюдением за поединком и за началом битвы, два десятка лестригонов, охранявших корабли, не успели заметить этого вторжения.

Одновременно, повинуясь не возгласу, а команде, отданной взмахом флага, все египетские суда развернулись, встав наискосок между судами лестригонов и противоположным берегом. Затем мощный толчок вёсел послал их вперёд. Новый взмах флага — и, когда до кораблей завоевателей оставалось около четверти стадия, на атакующих судах одновременно вспыхнуло пламя. Они занялись в считанные мгновения, и вот уже высокие огненные языки и тучи дыма рванулись к небу. Горючая смесь, подобная той, что была засыпана в ров-ловушку, разгоралась стремительно, огонь почти сразу охватил борта и мачты.

Гребцы-египтяне, само собой, не дожидались этого. Они подожгли горючую смесь и тотчас попрыгали в воду, где их подобрали плывшие следом лодки. Этим лодкам тоже надо было успеть отойти от громадных факелов, в которые превратились корабли — будь ветер в их сторону, могла случиться беда. Но направление ветра тоже было рассчитано заранее.

Меж тем пылающие суда, перед тем получившие сильный разгон, продолжали стремительное движение вперёд, и вот они почти одновременно врезались в чёрные громады чужих кораблей. Укреплённые в носовой части тараны — брёвна, обитые медью, с оглушительным треском пробили их борта.

От сильного толчка сорвались и покатились вниз штабеля брёвен, укреплённых на досках, положенных наклонно, от кормы к носу. Наклон обеспечивала сама конструкция судов — корма поднималась выше носа, а потому сделать в течение ночи это достаточно примитивное сооружение не составило труда.

Брёвна, заранее обильно политые древесным спиртом, тоже горели. Некоторые, правда, угодили в воду, но в большинстве своём они обрушились на лестригонские суда, на дощатые настилы, прикрывавшие нижнюю, потайную часть судна, в которой пряталась засадная армия Антифота. Дувший с залива ветер довершил дело: корабли захватчиков почти моментально охватил огонь.

Это произошло как раз в тот момент, когда прозвучал рог, приказывая сидящим в засаде воинам покинуть тайные укрытия и присоединиться к понёсшей невиданные потери основной армии. Однако запасное войско оказалось в положении, почти столь же отчаянном, что и те, кого погубила расставленная Гектором западня. В пробоины, полученные от ударов тарана, хлынула вода. Спрятанные под настилом воины поняли, что суда сейчас начнут тонуть, и бросились к люкам, чтобы выйти наружу. Люки были придавлены брёвнами, однако колоссальная сила лестригонов помогла им приподнять крышки, либо просто высадить доски настила. Но, выбравшись на настил, они сразу оказывались среди огня...

Засадная армия пострадала всё же меньше, чем те воины, которые ранее угодили в пылающий ров. Получая тяжёлые ожоги, многие всё-таки выбирались из-под горящих брёвен, иные сумели взобраться на борт почти невредимыми. Корабли оседали, заполняясь водой, и те, кто не смогли вылезти из тайников, должны были захлебнуться: промежуток между днищем и настилом был совсем невелик. Другие с криками ярости прыгали в воду — многим это было нужно ещё и для того, чтобы погасить начавшую тлеть кожу доспехов.

И вот тут случилось совсем уже страшное и необъяснимое. По крайней мере, лестригоны так и не поняли, что произошло. Запылала... сама вода залива! Рыжий дымный огонь охватил всю её поверхность, от берега почти до самого выхода в море — последние, удирающие на лодках рыбаки едва успели спастись от стремительно бегущей за ними огненной волны. Они, правда, знали, откуда этот огонь взялся, ибо, уплывая, сами вылили в воду смесь масла и древесного спирта.

Лестригоны не слыхали о таких зельях и не понимали, как может гореть вода. Поддавшись внутреннему, первобытному страху перед огнём, возникшим ниоткуда, они стремились скорее выскочить из него, подняться выше над водой, цепляясь за плавающие брёвна, тоже горящие, и за борта своих тонущих судов. Им было невдомёк, что спастись можно, как раз погрузившись целиком в воду, потому что горел лишь слой масла на самой поверхности.