Пусть Великобритания расхлебывает результат.

Договор заранее был хорошо просчитан, и, как сейчас понятно абсолютно всем, первоначальная еврейская паника и глухое молчание Руси были хорошо обдуманной провокацией. Нехорошо, но ты не провоцируйся и не разевай рот на чужой каравай. А если поймали вора за руку, придется отработать.

Ничто не изменилось только на севере. Граница Иудеи по реке Литани, как и было. Французы вмешиваться в арабо-еврейскую драку не стали, и очень удачно для себя. Никаких претензий, сплошные вежливые поклоны. А вот Ирак с Египтом изрядно наказали.

Национальные государства — это современный идеал. Немцам и русским можно, разным грекам и французам тоже. Почему иудеям нельзя? Чего они хотели, то и получили. А Русь — ВМБ, которая так и останется в Хайфе, и полигон. Заодно и возможность выпустить пар, отправив в новое государство свое слишком энергичное национальное меньшинство, не разрывая связи. На волне энтузиазма многие поскакали толпами. Стадный инстинкт. Бросили какую-никакую, но устроенную жизнь и поехали создавать свое собственное государство. Будут теперь заселять свою землю обетованную, а заодно и пустыни Синая. Богатые все равно не поедут, но и налоги с деньгами с собой не увезут. А что помогать соплеменникам станут — так оно и к лучшему. Меньше вернется.

— Так, — сказала Настя, хлопая меня по ползущей от талии вниз руке, — не мешай. Я пытаюсь понять… Так ты, оказывается, совсем не бедный?

— Это насчет премий? Они чисто престижные, без чеков со многими нулями. Зато когда теперь печатают, совсем другие гонорары. Но если уж меня не выгоняют из вашего пароходного общества, то не нищий. Без обмана. Кое-что в кармане брякает.

— Как ты сюда попал, я знаю…

Не только я вопросы задавал, догадываюсь без всяких сложностей.

— Но это стало уже гораздо интереснее, — продолжает Настя. — Я сделала сильный ход. Теперь надо только на себе женить — и дело в шляпе.

— Ты будешь моей любимой четвертой женой, — зарычал я, заваливая ее на постель. — Разве я могу отказать такой прекрасной женщине? И потом, это в порядке традиции — брать жен из дальних краев. Сходил в набег на чужое судно и унес парочку девиц.

— Вам можно только одну жену, — хихикая, заявила Настя. — Салимов запретил многоженство. Я точно знаю. И прекрасно можно обойтись гражданским браком.

— Надо было отловить нормальную американку, глупую и не говорящую по-русски. Запереть ее в комнате и сказать, что так и положено. Они страшно закомплексованные, на словах требуют равноправия, а сами желают подчинения и разврата.

— Где ты видел раньше американок? — задыхаясь от смеха, спрашивает она.

— В кино, в наших краях они не водятся, — продолжая настойчиво ее ласкать, объясняю. Настя изгибается под руками, обнимает меня за плечи и охотно отвечает поцелуем.

— Надо только внимательно смотреть, — оторвавшись на мгновение от ее губ, сказал я. — Чтоб не подсунули завалящий товар. До вечера времени полно — продолжим знакомство по полной программе.

— Специалист! Я желаю разврата и безумия.

— А вот и проверим на практике — я никогда не отказываю женщине, столь явно стремящейся узнать, что именно она потеряла, смывшись от русских в Америку. Особенно если она так красива.

— Может, не стоит искать богатого мужа, — сказала Настя задумчиво, садясь под утро на кровати и предоставляя мне возможность полюбоваться на свою обнаженную фигуру. — Молодой любовник — тоже неплохо, — закончила она. — Еще лучше — богатый старенький муж и такой замечательный парень в постели одновременно. — Она хихикнула. — Снимать стресс и напряжение от тяжкой жизни. Ничто так не возвышает в собственных глазах, — сообщает Настя, — как наличие симпатичного ухажера, способного вызвать зависть у окружающих. Мне наши бабы уже успели высказать свое порицание.

Говорит она по-русски достаточно чисто, но иногда буквально режут слух эти выражения. Не говорят по-русски «бабы» — разве что про замученных трудами праведными крестьянок. Городские уже требуют именовать себя «барышнями» или «женщинами», даже в селе не иначе как «гражданками» желают именоваться.

— А они откуда знают? — удивился я. — Мы только-только близко познакомились.

— Наш коллектив достаточно маленький, а ты так явно проявлял интерес. Весь вечер торчал в зале и контролировал. А потом… Мог быть и поосторожнее, — недовольно сказала Настя, глядя себе на грудь: придется надевать закрытое платье — вся в засосах. Сразу внимание обратили.

— Не мог, — возражаю я, проводя рукой по уже знакомой не только издалека женской спине. — Уж очень завелся. И вообще… кто-то ставит печать в паспорт, а я — прямо на оригинал. Обещаю обеспечить тебя платьями по прибытии в Одессу. Закрытыми и открытыми. На любой вкус. У нас еще двое суток, и в порыве страсти я непременно разорву хоть одно. А лучше два. А еще лучше — не выпущу тебя из каюты до самого порта. Тогда и раздевать не придется. Еду нам принесут прямо сюда, так и будем развлекаться.

Она перегнулась через меня и достала из моих брюк пачку сигарет! Выбила одну щелчком и прикурила от зажигалки. Моей, естественно.

— Я подозреваю, — сказала она, докурив, — что ты, со своей известностью, страшно популярен в женском обществе.

На всякий случай я промолчал. Никогда не знаешь, как женщина отреагирует на согласие с подобным высказыванием. Они обязательно хотят, чтобы ты был верен и не вздумал сбежать, но при этом еще и торжествовать над всеми предыдущими и будущими конкурентками. Не мальчик я уже давно, да и поездил по разным странам достаточно. Есть с чем сравнивать. В донжуаны записывать не стоит, но утешать несчастных жен приходилось неоднократно. Вот от девиц я старательно бегаю. Совершенно не привлекают разъяренные папаши, требующие жениться. С чужими супругами всегда приятнее иметь дело. Им нет необходимости в кормильце или стабильности. Немного отдыха от семейной жизни, очень много страсти — и, вполне довольная, возвращается к собственному мужу и привычной жизни.

— Ты там случайно не для эротического романа записываешь подробности? — показывая на столик с моими бумагами, спрашивает.

— Я еще не пал так низко, — вполне искренне возмущаюсь. — Можешь посмотреть.

— Я не умею читать на русском. Мы всегда писали латинскими буквами.

А почему бы и нет, подумал я.

— Тогда я сам прочитаю, ты первая услышишь. Я еще никому не показывал.

1095 г.

Хасан терпеливо ждал, пока Учитель обратит на него внимание. Аль-Хамид[11]замер в неподвижности. Высшая ступень — открытие сердца Всевышнему, допущение туда. Воину это недоступно. Для обретения просветления, или божественной благодати, надо освободиться от всего искусственного. Это слишком сложно для земного человека.